Там, где кружат аспиды
Шрифт:
— Не скажу, что отца твоего не понимаю. Зачем мучить себя мыслями о том, что изменить не дано? Но раз уж прознала ты про старые проступки свои и сестёр, просить тебя о помощи хочу.
— О помощи? Да чем же я вам, Мокоши Великой, помочь смогу? — Лёля удивилась неожиданной просьбе. И ещё больше её удивило осознание того, что ей очень хочется быть полезной этой красивой, благородной богине.
— Смертей в Яви стало больше, чем того положено. Боги на Древе мироздания не просто так рождаются — каждому Родом своя забота определена, даже тёмным
— Ну… — Лёля села на лавочку, сжала в пальцах ткань белой юбки, выдохнула. Хотела глаза опустить, чувства спрятать, но передумала. Храбрость свою собрала, да прямо перед собой глянула. — Я и сама не понимаю. Сначала хотела я бога одного явьского повидать, хотела батюшке доказать, что и без него прожить могу, а теперь… После того, что увидела я в хоромах ваших, жуть, как мне не терпится на мир другой хоть глазком одним взглянуть! Узнать, каково это, когда над головой не только звёзды, ощутить, что такое дождь, может быть, Полудницу встретить, ту, нить которой паутинке подобна…
«А ещё кажется мне, что сердце, ланью трепещущее, только в Яви, под светом солнца её, обрести можно», — про себя дополнила Лёля, но Мокошь хитро прищурилась. Так, словно смогла прочесть её мысли.
— Я будто не в полную силу жила до того, как Нянюшка тайны о прошлом моём открыла. А как с вами встретилась, так и вовсе мне кажется, что раньше я сон смотрела, а теперь проснуться готова, — закончила Лёля.
— Коли сон-то был, так хороший, — Мокошь нежно улыбнулась, а глаза её теплее стали, ласковее. — Что делать будешь, если Явь не такой окажется, какой ты её представляешь? И боль тебе там встретиться может, и обман. Как, впрочем, и счастье великое. В этом и прелесть Яви — всё пережитое там на контрасте ярче проявляется, нежели здесь, в Прави, где тишь и благодать.
— Вы уж меня простите, но такими мудрёными словами говорите, что запуталась я. Боль, обман, счастье великое — не ведомо это мне. — Лёля всё-таки смутилась. А Мокошь вдруг рассмеялась.
— Забавная, брат, Берегиня у тебя, — снова возвела она глаза куда-то к потолку терема. — Дитя сущее. Послушай меня, дитя, — теперь Мокошь смотрела на Лёлю, — сделаю я то, что ты хочешь, врата в Явь для тебя открою. Постой, не всё я сказала, — перебила она Лёлю, готовую рассыпаться в благодарностях, — взамен пообещай мне по совести поступать и как бы трудно ни было с пути выбранного не сворачивать.
— Так и не собиралась я, — Лёля удивилась данному ей наказу. — Я же ненадолго в Явь. Только Догоду найду, прощение выпрошу и обратно в Правь вернусь. Больше нечего мне в Яви делать — нет у меня там друзей, нет знакомых.
— Хм, — ухмыльнулась Мокошь, а огоньки свечи рядом с ней затрепетали, то ли сквозняком потревоженные, то ли дыханием строгой красавицы. — Не права ты, есть у тебя в Яви друг. А другие в дороге долгой сыщутся.
— Опять путаете вы меня, загадками говорите. Все подружки мои в Прави остались, — опечалилась Лёля.
—
Лёле казалось, что Мокошь подначивает её, потешается, глядя на переживания богини меньшей, неопытной. И тем не менее обиды Лёля отчего-то не ощущала. Наоборот, верила, что Мокошь не случайно в дом свой её пригласила, а сейчас на крепость проверяла. И решила Лёля, что раз попросила Мокошь её с пути не сворачивать, так она сейчас и начнёт.
— Мокошь Великая, известно вам, где Догода, бог ветра южного, живёт? — без обиняков спросила Лёля, поразившись уверенности в собственном голосе.
— Догода? Жив он, и это всё, что сказать могу. Даже то, как выглядит, не знаю. Я в Яви уже пару тысячелетий не показывалась. — Мокошь снова повернула гигантское колесо судьбы. — Мне отсюда, с кроны Древа мироздания, наблюдать за ней сподручнее. Да и за богами следить интерес малый, — Мокошь задумчиво повела плечами. — Жизнь у них больно долгая и скучная. Люди гораздо увлекательнее.
— Ну хоть жив, — обрадовалась Лёля, представляя, как скоро сможет снова познакомиться с давним другом.
— Кстати, про это. Важную вещь тебе скажу, послушай внимательно. Боги смертны, как и люди. — Мокошь потянулась к шее и сняла тонкую цепочку с монеткой из серебра — овальной, с дырочкой в центре. — Разница в том, что люди навсегда в Навь уходят, а боги к Роду поднимаются, чтобы через тысячу лет переродиться. Да боюсь, ребёнок, не по нраву тебе будет в пустоте, коли жизнь ты так любишь.
Лёля оцепенела, когда Мокошь надела амулет ей на шею. Очень нежным, тёплым прикосновение Мокоши было, а пахло от неё луговыми цветами. И почему боги Родову сестру сторонились? А ещё никогда раньше Лёля украшений не носила, и она невольно залюбовалась тем, как блестит серебряная монетка поверх платья белого. Увидела бы Благослава, как пить дать выпросила бы поносить. Лёля всё ещё разглядывала подарок, когда Мокошь продолжила:
— Если почувствуешь, что смерть близка, монеткой этой откупиться сможешь. Но только один раз, посему используй дар мой с умом и при себе держи. Потеряешь, вторую не дам.
Лёля оторвалась от соцерцания волшебной монетки и молча посмотрела на добрую наставницу, недоумевая, чем заслужила такую заботу. Мокошь столько о жизни в Яви ей рассказала, сколько она в доме своём и за сотню лет не узнала бы. И отговаривать от бегства не стала, хоть и предупредила, что не цветами путь её устлан будет. И, главное, имя Догоды Мокошь произнесла спокойно, точно и не было проклято оно в Прави.
— Обычно после подарков дорогих слова благодарности звучат, но привыкла я уже, что ты немеешь, как зверёк перепуганный. — На лице Мокоши вновь появилась дружелюбная ухмылка. — Второй же мой дар…
Мокошь щёлкнула пальцами, и откуда-то из недр нитяных прыгнул ей на ладонь маленький клубочек. Лёля резко воздух втянула, цвет его увидав. Такой же, как на платке Нянюшкином, цвет крови! Цвет, которого в Прави не существовало!
— Что это, Мокошь великая, откуда нить такая у вас? — забормотала она, разглядывая диковинный клубок в руках богини.