Там, где лес не растет
Шрифт:
Они говорили то по-нарлакски, то по-аррантски, и Коренга далеко не всё понимал, однако имя Эвриха из Феда показалось ему не совсем пустым звуком. Он где-то слышал его, причём недавно, но вот где?..
Слуги между тем раскладывали кругом огня ковры и нарядные многоцветные войлоки, выносили подушки, стелили прямо на землю скатерть. Нынешние нарлаки давно жили в деревнях и городах и строили каменные дома, переходившие от отцов детям, но предки народа были кочевниками. А потому у нарлаков, особенно среди знати, считалось добрым делом хранить старинный обычай. И даже те семьи, которые в каждодневной жизни предпочитали стулья и столы, свои
«Я-то дома хвастаться собирался, как с сегванским кунсом беседовал, – запоздало изумляясь себе самому, подумал Коренга. – А трёх дней не прошло – с самим конисом нарлакским хлеб преломляю. Расскажи кому такое, ведь не поверят. Да и правильно сделают…»
А вот в то, что государь конис с гостями хлебал точно такое же ячменное варево, как и все в его стане, – в это дома у Коренги точно поверили бы. Ещё и похвалили бы такого праведного вождя.
Отведав густой, горячей, душистой похлёбки, Коренга понял, что ничего более вкусного в своей жизни совершенно точно не ел. Но не успел он третий раз сунуть ложку в рот, когда к нему обратился хозяин.
– Друг мой, – сказал Альпин, – ты хотя и не оказал себя скрытым виллином, избравшим пешее странствие, на что намекал нам твой украшенный наколками спутник, я всё же не сомневаюсь, что твоя история на диво поучительна и занятна, как для нас, так в особенности и для нашего учёного гостя. Прошу тебя, поведай нам её прямо сейчас, пока сытость не отяготила наши животы, а разум не опутала сонливость.
«Мог бы и до завтра повременить, – мысленно возроптал Коренга. – Повесть моя не молоко, небось не прокиснет…»
Над похлёбкой завивался помрачающий сознание душистый парок, но Коренге подумалось, что и кониса можно было понять. Не каждый день ведь встречаешь безногого молодого парня в тележке, сопровождаемого пусть и не кровным симураном, но как-никак тумаком.
А ещё он заметил, какими внимательными, почти хищными стали зелёные глаза арранта, и покосился на Эорию. Оказывается, сегванка тоже отставила мису и, вытащив из поясного кармашка гребень, снова взялась чесать блаженно раскинувшегося Торона. Вычесанный пух она убирала в опрятный полотняный мешочек. И правильно, не дело ведь, чтобы перед шатром правителя ветер гонял серые и бурые ошмётки. Ещё на скатерть, чего доброго, залетят.
– Государь конис и ты, сын благословенной земли… – подбирая слова, начал Коренга по-аррантски. Он по недомыслию полагал, что гостю Альпина будет приятен звук родной речи, но ошибся. Эврих почти сразу перебил его.
– Встречал я веннов, изъяснявшихся по-аррантски куда бойчее тебя, – бросил он раздражённо, словно Коренга был чем перед ним виноват. – Повествуй лучше на своём языке, а я буду толмачить!
Сказано это, к полному изумлению Коренги, было по-веннски. Аррант владел правильной речью умело и без запинки. У него был выговор уроженца западных чащ. Такого не нахватаешься, общаясь с заезжими купцами. Впрочем, как следует поразмыслить об этом Коренге было некогда.
– Не гневайся на меня, если я выхожу совсем не так хорош, как некий мой соплеменник, встреченный тобой раньше, – проговорил он смиренно. – Есть в бору красные сосны, есть и кривые коряги. У нас полагают, они тоже хоть на что-нибудь да могут сгодиться!.. А дело было семь лет назад, когда я ничем ещё не отличался от других ребятишек, а у моего батюшки истёк срок вдовства…
Краем глаза Коренга заметил, как Эория вскинула голову
– В тот год, – продолжал он, – я узнал Посвящение. И мой батюшка счёл, что пора уже мне побывать в роду Жаворонка, где по весне должна была наспйть [53] новая девка. У нас ведь так заведено, чтобы отцы показывали своих подрастающих сыновей матерям новых девок, чтобы те знали, кто может через несколько лет прийти к ним за бусами… Да ты, почтенный аррант, должно быть, сам это знаешь лучше меня.
Эврих кончил переводить и бросил по-прежнему сердито:
– Я овладел строем вашей речи, но я не жил среди веннов и знаком не со всеми обычаями. Рассказывай дальше.
53
Имеется в виду физическое созревание, после чего, по обычаю, девочку можно было сватать – в данном случае «с прицелом на будущее».
– Годом ранее у меня жил щенок, – продолжал Коренга. – Он заболел животом и умер, и я очень по нему горевал. Мой батюшка решил побаловать меня, сироту, и придумал дать мне нового щенка от тех же матери и отца. И так уж получилось, мои почтенные, что сука-мать жила у нас, и скоро ей должна была настать пора войти в охоту и подпустить к себе жениха. Кобель же обитал далеко, в роду Лиса. И вот мой батюшка ради дорогого подарка затеял превеликое странствие, думая вначале заглянуть к Лисам и до срока оставить суку у них…
Коренга наполовину ждал, что аррант снова раздражённо выговорит ему и нетерпеливо велит переходить прямо к сути. Удивительное дело! Эврих просто перевёл и стал ждать, что Коренга скажет дальше.
– А надобно вам знать, – продолжал молодой венн, – что путь от нас до Лисов был мало того что очень неблизкий, он ещё и частью вёл через земли, заселённые чужеплеменниками. Я не стану здесь называть их по имени, чтобы не возбуждать вас против народа, не все дети которого так погрязли в злодействе, как те, с которыми свела нас Хозяйка Судеб… Мы с батюшкой целый месяц шли через добрые леса, когда наконец нам попалась торная дорога и погост на ней. И батюшка счёл, что мне будет полезен ночлег под чужим кровом, ведь для меня, мальчишки, это было бы приключение, достойное рассказов и хвастовства. Но когда мы приблизились к постоялому двору и вступили в ворота, нам показалось, будто ту дорогу в лесу подсунула нам нелёгкая. Ибо мы увидели во дворе сидевшего на цепи симурана с обрубленными крыльями…
– Погоди-ка, венн. – Эврих зорко прищурился, намереваясь уличить повествователя в нелепице, если не в откровенном вранье. – Я ведь и сам насмотрелся кое-чего, что обычно именуют диковинами, а уж симуранов видел так близко, как сейчас вижу тебя. Многие желали бы пленить благородного летуна, только никому до сих пор это не удавалось. Пленённый симуран непременно позовёт на выручку собратьев, оставшихся на свободе, и с ними вилл, а те никому своих питомцев в обиду не дают. Они не только освободят пойманного, но ещё устроят так, чтобы десять поколений обидчиков только и делали, что сожалели о давнем грехе своих предков. Виллы будут насылать сушь, ливни и градобои, пока вовсе не сживут их с земли… Как же вышло, что неназванному племени, затерянному в дремучих лесах, удалось то, от чего отступились владыки могучих держав?