Там, где любовь
Шрифт:
— Москиты. И другие насекомые. Спасибо, не хочется.
Дон расхохотался.
— Я что-нибудь придумаю, клянусь.
— Ты насчет москитов?
— Я насчет тебя! Я излечу тебя от страха, я освобожу тебя, и тогда ты станешь тем, что ты есть, — прекрасной, чувственной, сексуальной малышкой с загадочными глазами и волосами цвета ночи, и однажды эти волосы рассыплются по моей груди, или по широкой кровати, или по траве, или по песку на пляже, а глаза потемнеют от страсти, и тогда ты, Морин Аттертон, будешь
Она с ужасом чувствовала, как при звуках этого голоса ее охватывает дикое, — радостное возбуждение, как напрягаются под одеждой соски, как сладко ноет в груди и животе и как жаркие волны накатывают на позвоночник, заставляя слабеть ноги…
— Это не так просто, О'Брайен…
— Это очень просто, Аттертон. Надо только очень любить. Себя, мир, небо, солнце, звезды.
И того, кто рядом. Хотя бы одну ночь.
— Это просто для тебя, не для меня. Я не сплю с мужчиной только ради удовольствия.
— Напрасно.
— Может быть, но я — такая. Дон, уходи. Прошу тебя, уходи, или я упаду замертво. Я слишком устала.
Он наклонился и поцеловал ее дрожащие губы. Без страсти, без похоти, без приглашения к чему-то большему. Просто с нежностью. Повернулся и вышел, прикрыв за собой дверь.
Морин сползла на пол, опустила голову и обхватила плечи руками.
Я хочу, чтобы ты остался. Я хочу, чтобы ты не выпускал меня из своих рук. Я так хочу, чтобы хоть кто-то рядом был сильнее меня.
Я наивная дура, да? Да, скорее всего.
Потому что, хотя я и хочу этого больше всего на свете, я не позволю себе этого никогда в жизни.
Я не переживу еще одного удара.
Анжела рассмеялась и откинулась на спинку кресла.
— Я думала, ты живым не выйдешь. Такая маленькая, а голос сильный. Что ты сделал?
Подушкой ее придушил?
— Сказал ей правду.
— Bay, и это помогло? Что ж это за правда такая?
— Что ты моя сестра, а не змея-разлучница.
— И она тебе поверила?
— Естественно. Это же правда.
Анжела отпила глоток вина и важно кивнула.
— Теперь ясно, почему она на меня так прореагировала утром.
— Ты спала в моей комнате.
— Значит, ревнует.
— Не вполне. Скорее, ее возмутил тот факт, что я привел в дом женщину, одновременно пытаясь ухаживать за ней. Она считает это неприличным.
— Ты будешь смеяться, братец, но я тоже так считаю. Кстати, она очень ничего. Только вся какая-то… как струна.
— Она работает и учится, учится и работает. Ничего кроме. Мало ест, плохо спит. Стресс, депрессия.
— Звучит знакомо.
— Если это не прекратить, она сорвется в самое ближайшее время.
— Как и ты в свое время.
Анжела все про него знала. Дон мрачно усмехнулся. Те дни и ночи стали единым кошмаром, и он не любил вспоминать об этом времени.
— Я хочу помочь
До сих пор он не посвятил Анжелу в свой план, хотя и был уверен в ее поддержке.
— Насколько серьезно ты к ней относишься, Дон?
— Я… я хочу просто помочь.
— Спасти ее, да?
— Звучит несколько аффектированно.
— Но ведь это правда.
Дон посмотрел в темное окно. Выпил вино, поставил стакан на стол и твердо произнес: — Да. Это правда.
— Ну, а она не хочет, чтобы ты ее спасал. Считает, что это не твое дело.
— Ты что, уже разговаривала с ней?
— Нет, но я же не идиотка. Я предполагаю, что так все и есть. Кроме того, я предполагаю, что — ревнует, не ревнует — скоротечный летний роман с тобой ее никак не устроит.
Дон неожиданно почувствовал досаду. Ему не нравилось такое определение.
— Я не собираюсь крутить с ней скоротечный летний роман.
— Хорошо, изменим термины. Что это? Дружба? Гражданский брак? Отношения без обязательств?
— А чем так уж плохи такие отношения, Анжела?
— Ничем, если на них согласны оба партнера. Твоя Морин не из таких. Она думает, что, в конце концов, окажется в проигрыше.
— Вот спасибо, утешила.
— Честно говоря, не думала, что тебя это может так ранить. Ну, посуди сам. Барышня устала до смерти, еле сводит концы с концами, то и дело тревожится за сына, деда, собственное будущее, и тут появляешься ты, красивый, свободный, богатый, готовый к романам и победам, к удовольствиям и развлечениям, но никак не к серьезным отношениям.
— Анжи! Это нечестно!
— Почему это? Если мне не изменяет память, через пару месяцев ты сядешь в самолет — и тю- тю! А девушка останется. Как ты думаешь, прибавит ей это бодрости духа? Вот и выходит, что она просто достаточно умна, чтобы постараться защитить себя от новых потрясений.
— Тебя послушать, так я Казанова…
— Дон, я что-то не пойму, ты жениться на ней собираешься? Нет? Тогда я права. И она тоже. Ты ведь не зря ездишь по самым Богом забытым углам нашей планеты. Ты изо всех сил убегаешь от оседлости, потому что однажды эта оседлость уже едва не убила тебя. Ну вот. Я тебя, похоже, всерьез ранила.
— Нет. Просто сказала правду.
— Дон, то, что случилось с Вероникой, было настолько ужасно, что все твое дальнейшее поведение вполне объяснимо и естественно…
— Анжела, не надо меня анализировать.
— Надо!!! Пойми меня и прости, мой большой и красивый брат. Надо. То, что было, — было ужасно, но оно уже прошло. Никогда ничего не вернется, не исправится, не изменится. Мертвые останутся в своих могилах…
— Анжела!!!
— … а живые должны жить дальше. Ты должен жить дальше. И не говори, что хочешь прожить всю свою жизнь в одиночестве. И что ценишь свободу больше всего…