Там, где меня нет
Шрифт:
– Старший лейтенант Некрасов, – буквально выстрелил он званием и фамилией, раскрыв ксиву. – Что здесь происходит?
– Отстрел собак. Дворняг в городе слишком много, – ответил Темнолицый с едва различимым акцентом. – А ты новенький, наверное? Да, я слышал о тебе…
– Значит, слышал и то, что я могу вогнать тебе пулю в морду, если дерзить будешь! – взорвался Даниил.
Напряжение должно было найти выход. Внезапно для себя Даниил ощутил, что хочет нажать на спусковой крючок. Такое желание уже преследовало его однажды.
– Не надо грубить, начальник, – с изрядно
Даниил посмотрел на карабин. Черный ствол «Сайги» был направлен в сторону застреленной собаки. Дворняга, похоже, даже не намеревалась бежать – уж очень близко находились друг от друга стрелок и животное. Даниилу почему-то подумалось, что собака, наверное, смирилась со своей участью. Пережила холодную заполярную зиму, греясь в коробах теплотрасс, и решила распрощаться с этим жестоким миром.
Глупость собственных мыслей Даниил ощутил лишь спустя какое-то время. Но прежде он проверил документы, которые показал ему Темнолицый. Прослушал всю ту околесицу, которой разразилась женщина с пакетами. Что-то про бедных животных и живодеров, которых нужно на кол сажать. Пронаблюдал за тем, как Темнолицый погрузил мертвую дворнягу в багажник припаркованного неподалеку старого японского пикапа. Багажник был застелен какими-то грязными тряпками.
– Никаких проблем, начальник, – повторился Темнолицый. – Першину привет.
Он уехал на своем пикапе прочь, оставив лишь кровь на асфальте дорожки и возмущения, повисшие в воздухе. Вскоре осталась только кровь. Окна дома оказались закрыты, женщина с пакетами скрылась в неизвестном направлении, а Даниил продолжал смотреть на темно-красную лужу.
Сидя дома перед телевизором, приобняв Ольгу и пытаясь расслабиться, он все думал о мертвой дворняге. Думал о том страхе, который испытывал каждый раз при виде собак, не только бродячих, но и закованных в ошейники и намордники. Этот страх был в нем с раннего детства. Неоправданный, как и аэрофобия Ольги, которую так отчаянно не понимал и не принимал Даниил.
Так почему же ему стало так не по себе от вида мертвого животного на земле и стоявшего рядом с ней живого ублюдка, который нажал на спусковой крючок? Ведь теперь будет спокойнее на улицах, и меньше шансов, что эта дворняга вцепится какому-нибудь ребенку в ногу или, еще хуже, в лицо или шею.
Жестокость. Ведь казнь характеризуется не столько результатом, сколько способом исполнения.
Не стреляй посреди бела дня, чертов дикарь! На людях, на глазах у детей! Вот что Даниил хотел сказать темнолицему ублюдку, но не нашел слов. Пожалуй, впервые так замялся. Как неопытный пацан себя повел. Подумал о жестокости и о том, откуда она возникает, хотя знал, что это путь в никуда…
– Эй, ты со мной? – спросила Ольга, тем самым вернув Даниила из пучины мыслей.
– Да, я здесь, – слова давались с трудом. – Просто… сегодня, когда возвращался домой, произошло кое-что…
Даниил поведал о том, что случилось. Получилось сухо, неестественно.
– Чертов дикарь! – оскалилась
«Она сразу отреагировала должным образом, – размышлял Даниил, глядя в ее голубые глаза. – Впрочем, сидя на диване, в тепле и уюте, порицать и ругать куда проще и приятнее. Это вам не на пару с пистолетом Макарова выскакивать из-за угла и брать на мушку вооруженного мужика в камуфляже. Думая о гражданских как о потенциальных жертвах.
Глупо сравнивать. Ольга… она другая. Из другого мира. Не такая испорченная и притертая жизнью, как я. Тонкая, будто всеми своими нервными окончаниями связанная с окружающим миром. Чутко реагирующая на любое, пусть даже самое малое изменение. Да и сейчас я удивляюсь, как же загорелись ее глаза. Пламя. Иной раз мне кажется, что она тоже может быть жестокой. Может ли?»
Пламя ее взгляда перебросилось на Даниила. Приятная тяжесть разлилась по груди. Кровь, густая и отравленная, ускорила свой ход.
– Не думай об этом, Даня, – тихо сказала Ольга, коснувшись его лица подушечками пальцев.
Ему хотелось укрыться с ней под одеялом и не вылезать по крайней мере до следующей жизни. Такое чувство нападало на него порой, когда все летело к чертовой матери. Бывали в жизни моменты и пострашнее. Сейчас что? Всего-то мертвая дворняга и мгновенное напряжение в ответ на раздавшийся выстрел. Даниил понимал, что в этот раз ему просто не хотелось напрягаться, чтобы выглядеть сильным. По крайней мере, он признавал это. Признавал, что порой хотел оставаться слабым и чувствовать, как его женщина проявляет ласку, запуская пальцы в волосы и нежные слова в мысли. Это что-то из детства, говорил он себе. Что-то до боли знакомое, но почти забытое.
Даниил проснулся за час до звонка будильника. Яркое солнце светило в окно, его лучи мягко касались плеча Ольги, неприкрытого одеялом. Светло-русые волосы лежали на подушке, и Даниилу рьяно хотелось вдыхать их запах. Хотелось, не вылезая из-под одеяла, думать о минутах близости, о том наслаждении, которое подарила ему Ольга прошлой ночью. Да он и сам в долгу не остался. Он знал, как доставить ей удовольствие.
Вид лежавших на подушке волос всколыхнул воспоминания о других ночах и других лучах солнца, касавшихся плеч других женщин. Все так же запахи наполняли комнату и предательски поскрипывала кровать. Не здесь, не в этой квартире, не в этом часовом поясе.
Хотя сексуальная жизнь Даниила началась именно в этом часовом поясе, в этом городе. Только двадцать лет назад. За это время многое поменялось, в том числе и в сексе, ведь секс, как и казнь, характеризуется не столько результатом, сколько способом исполнения.
Даниилу показалось, что так предательски с его стороны думать сейчас о других, думать о своем первом опыте, лежа рядом с женой. Ведь сейчас все хорошо, и это нужно ценить, и держаться за это состояние. Не думать о прошлом, которое туманное, но чертовски манящее. Всеми силами показывать, что тебе не безразлично и что ты можешь оставить былые привычки и создать прочный фундамент для семьи.