Там, где меня нет
Шрифт:
Обо всем этом Даниил думал, завтракая на кухне. Ему не хотелось, чтобы Ольга просыпалась. Он искал оправдание этому своему желанию. Ведь жена плохо спит по ночам, не может войти в режим. Это может сказаться на ее здоровье. Ей нужно хорошенько выспаться. Так? Нет, отвечал внутренний голос Даниила. Ты не хочешь, чтобы она просыпалась, лишь потому, что именно сейчас чувствуешь себя раскрытой книгой, которую каждый при желании может прочитать. Ольга не упустит шанс вчитаться в строки, и меж строк тоже. И тогда она, пожалуй, будет знать о тебе больше, чем ты сам. Можешь ли ты допустить подобное?
Даниилу
Даниил повстречал Евтушенко в коридоре отдела. Майор держал в руке именную кружку, до краев наполненную крепким кофе. В зубах – сигарету.
– Полезный завтрак, товарищ майор, – кинул на ходу Даниил.
– Это моя диета, секретный рецепт, – подхватил Евтушенко. – Для того чтоб сердце билось бодрее. Ты, кстати, не видел женщину на входе? Мне сейчас дежурный позвонил, сказал, что она пришла поговорить по поводу Черепанова.
Даниил покачал головой. Погруженный в свои мысли, он не обратил внимания на темноволосую с редкой проседью женщину, сидевшую на скамейке у входа, прямо напротив окошка оперативного дежурного.
Женщиной оказалась сорокадвухлетняя Марина Ивлева. Как она сама сказала, знакомая Толика Черепанова.
– Я как узнала об этом, так сразу к вам побежала, – говорила она, сидя в кабинете у Евтушенко и Некрасова. – Боже, аж руки трясутся…
Даниилу показалось, что руки у Ивлевой тряслись отнюдь не потому, что она испугалась. На вид женщина была пьющей вне меры, да и сквозь пелену дешевого парфюма пробивался запах вчерашней гулянки.
Вид пьющей женщины вызывал у Даниила куда большее отвращение, нежели вид пьющего, опустившегося мужика. Обобщая весь свой жизненный опыт, Даниил приходил к мысли, что женщина, с присущей ей тонкостью души, куда сильнее подвержена разрушающим факторам.
Ивлева стеклянными глазами смотрела на Даниила. Смотрела долго, так, будто хотела ответного взгляда. Даниил лишь на секунду вгляделся в ее лицо, заметил мелкую сосудистую сеточку, покрывавшую впалые щеки. Одна лишь мысль о том, что эта женщина тоже может желать и, хуже того, намекать на интимную близость, заставила его неприятно напрячься.
– В каких отношениях вы состояли с погибшим? – задал вопрос Евтушенко.
– Ну… мы виделись иногда. Проводили время вместе, – чуть замявшись, ответила Ивлева. – Когда он в городе бывал. Вне работы. На работе ему, конечно, пить нельзя было…
– То есть вы с ним выпивали, я правильно понял? – подхватил Даниил.
– Да. По поводу, разумеется.
– Каждая встреча – это новый повод, – усмехнулся Евтушенко. – Ну да ладно. Меня больше интересует, когда вы в последний раз виделись с Черепановым?
Ивлева призадумалась.
– В прошлый четверг…
Майор кивнул, а Даниил чуть склонил голову набок.
– Чуть больше недели назад, я правильно
– Ну да, – Ивлева чуть растерялась, ведь оба милиционера выглядели озадаченными. – Он… позвонил мне. Пришел повидаться. Сказал, что вернулся в город по особой надобности. А он ведь говорил мне, что уволился. Ругался много. Уж не знаю, что там у них случилось, на этом месторождении. Может, не заплатили они ему. Не знаю. Но ругался он много. И молчал. Ругался, а потом молчал. Странно себя вел.
– Так, давайте-ка по порядку, – выставив руку вперед, дабы прервать поток слов, сказал Даниил. – Ругался из-за того, что уволился? То есть был чем-то расстроен? Что-либо рассказывал об этом? Только конкретнее…
Ивлева закачала головой так, будто у нее начался приступ. Стеклянные глаза округлились, щеки медленно налились кровью, а на лбу выступила похмельная испарина.
– Да нет же. Ничего не рассказывал. Хотя… да, он говорил, что к этим жуликам больше не вернется никогда. Думаю, они его с зарплатой все-таки обманули. А еще он все повторял, что молчание – золото.
– Молчание – золото? – переспросил Даниил и приготовился сделать пометку в тетради.
– Да, – Ивлева вновь посмотрела на Даниила, перевела взгляд на пачку сигарет, лежавшую на столе. – А можно у вас попросить?
Евтушенко, улыбнувшись, придвинул пачку ближе к женщине и достал из кармана зажигалку.
– Спасибо, – сказала Ивлева и затянулась сигаретой.
– Думаю, нам стоит начать с самого начала, – с недовольной миной сказал Даниил. – Представьтесь.
Ивлева Марина Анисимовна, 1964 года рождения. Уроженка украинского Житомира. Переехала на Север в 1985-м, даже не представляя, что через пять лет город начнет скатываться в яму из-за закрытия большинства градообразующих предприятий. Впрочем, не одна Ивлева попалась в эту ловушку. Со второй половины 90-х город стал абсолютным рекордсменом по относительному сокращению численности населения.
Кто-то уезжал, кто-то оставался. Ивлева осталась. Большую часть времени работала продавцом в продуктовом. Какой-то период жизни (самый светлый, как предположил Даниил) она посвятила семье. Муж, ребенок. Затем развод, ребенок остался с отцом. О том, в какой момент жизни появилась всепоглощающая тоска и бутылка водки, Ивлева не сказала. Да и к делу это не имело никакого отношения.
– Как часто Черепанов навещал вас? – задал вопрос Даниил, делая пометку в тетради.
Беседу вел в основном он. Евтушенко в какой-то момент почувствовал неприязнь, возникшую у коллеги в отношении Ивлевой. Потому и молчал, дабы в подходящее время использовать подходящие слова.
– Раньше так получалось, что раз в два месяца. Как приезжал, денек-другой в городе был, и когда обратно уезжал, к себе домой. Вахтовиков обычно на перевалочном пункте селят, но в город выйти не запрещено.
– Вы сказали, так получалось раньше.
– Ну да. В последнее время он редким гостем стал. Все говорил, что теперь сразу с месторождения на самолет везут. Хотя я знала, что все это брехня. Но мужика ведь силком не затащишь. Да и гордость, знаете ли…
– Но в прошлый четверг Черепанов, все же, объявился, так?