Там, где нас нет. Время Оно. Кого за смертью посылать

Успенский Михаил Глебович

– Отвечу, отвечу, – пообещал Жихарь. – Ты давай живой ногой, а то деньги пропадут.

Бабура был таков и вскоре вернулся с Невзором. Новоявленный управитель явился в долгополой шубе на выходных соболях и в высокой бобровой шапке, несмотря на жару. Рукава у шубы свисали чуть не до земли.

– Понятно, – сказал Невзор, хотя Жихарь еще и слова не вымолвил. – Продал пару десятков бревен на сторону, а теперь будешь орать, что не хватает…

– Выкупиться желаю из кабалы, – сказал богатырь и положил свое

оружие на траву в знак дружелюбных намерений.

От такой наглости пустоглазый оторопел.

– Кого выкупиться? – закричал он. – Тебе такой разговор затевать надо самое

малое лет через двадцать!

Тут за плечом у Невзора возник давешний нищеброд и зашептал что–то управителю на ухо, и Невзор, дивное дело, не отшвырнул побирушку, а внимательно выслушал.

«Эк мне дедушка ворожит за единый медный грош!» – удивился про себя богатырь.

– Ну, пойдем ко мне потолкуем, – сказал пустоглазый совсем другим голосом.

Жихарь двинулся к кабаку, на ходу хотел поблагодарить нищего за содействие и посулить ему дополнительное вознаграждение, но нищий снова пропал – то ли от великой скромности, то ли от чего еще.

Невзор к тому времени надстроил кабак; поднялись в горницу, забитую множеством вещей, полученных бывшим кабатчиком от местных жителей и пришлых людей.

– Богатый заклад за себя даю, – сказал Жихарь, усаживаясь на табурет.

Невзор хмыкнул.

– И каков же заклад?

– Желаю заложить славу свою – добрую и худую! – торжественно сказал богатырь и подбоченился. – Разве мало?

Невзор призадумался, вынул из шубы свое счетное устройство и начал привычно

гонять костяшки по прутьям.

– Невелика твоя слава – что добрая, что худая, – сказал он.

– Да ты что! – взвился Жихарь. – Она у меня всесветная! Мои дела всякому в мире ведомы – и шаману дикому, и владыке великому! Я с утра, бывало, царство на меч брал, а к вечеру его же в кости проигрывал! Я одних царевен с принцессами освободил–избавил как бы не три сотни! От меня менты на чудесной завывающей повозке в страхе бежали! Меня сам Ваня Золотарев… Да что лишку говорить – обо мне целая книга составлена, хоть у княжны своей спроси…

(Помянул княжну – и сразу смутно стало на душе.)

– Тут и думать нечего, – продолжил богатырь. – Мне по всей Дикой Степи кумиров понаставили – правда, их каменными бабами кличут, но это по ошибке толмачей. Дело верное, не сомневайся, а новой славы я себе скоро добуду. Со славой и деньги придут, не задержатся, тогда заклад и выкуплю…

Ничего Невзор не ответил, только уставил пустые свои очи неведомо куда, а пальцы его все брякали да брякали костяшками, как будто жили сами по себе.

– Ин ладно, – сказал кабатчик после долгого молчания. – Договорились. Пиши расписку – я тебя научу, что писать. Только помни – возвращать

все равно придется с лихвой, на старые долги новые падут – больше добывай золота, возами вези!

– Как не привезти! – обрадовался Жихарь. – Ты знай сундуки готовь! Неправильный я буду богатырь, коли допрежнюю славу не выкуплю и к новообретенной не прибавлю.

«Что–то слишком быстро он согласился, – подумал герой. – Не было бы подвоха. Или ему дедушка нищий чего внушил – пустоглазый вроде бы не в своей воле…»

Жихарь каждое сказанное для расписки Невзорово слово крутил в уме так и сяк

– вроде бы все обычно, как полагается, будто и не славу он закладывает, добрую и худую, а женино золотое обручье с самоцветами. Ну, лихва – само собой, куда кабатчику без лихвы, он же не благородный воитель… Не худо бы и свидетелей позвать, да ведь нынче все свидетели руку пустоглазого держать станут… Ладно, завалю его впоследствии золотом – пусть подавится. Главное дело – освободиться…

Богатырская рука и так была к перу непривычная, а тут пальцы и вовсе одеревенели, как и хотел он сообщить далекому побратиму. Припоминая начертания полузабытых знаков, Жихарь то и дело совал кончик пера в рот, отчего язык и губы почернели.

Наконец на пергамент пала тяжкая богатырская подпись.

Невзор ловко выхватил расписку из–под руки Жихаря, прижал трепетно к груди и словно бы преобразился: ростом стал повыше, плечами пошире, да и в глазах, дотоле пустых, что–то такое появилось…

– Добро, тащи мои доспехи, – приказал богатырь. – Пора снаряжаться в поход,

уже просохли пути и дороги. Кончил дождь моросить, вот я и поеду…

Невзор поглядел на него с великим изумлением, спрятал грамоту за пазуху и сказал:

– А ты чего это тут делаешь, оборванец? Ты кто таков? Какого роду–племени и

за каким делом без спросу явился? Ежели на работу наниматься, то ступай

вниз, там живет такой человек, Бабура, он тебя живо определит, а здесь тебе

делать нечего… И почему у тебя пасть черная – ты не чернила ли мои сдуру

выпил?

Изумление Жихаря было не менее велико.

– Сам ты сдурел, из ума выжил, Невзорище пустоглазое! Я же тебе великий залог дал! Верни доспехи, сапоги и все, что положено!

Невзор поглядел на него зверем:

– Да как у тебя язык–то повернулся, пьянь подзаборная, меня, богатыря Невзора, миру избавителя, пустоглазым именовать? Да по моему слову не только что Многоборье – все мои побратимы с великим воинством подымутся! Я Чих–орду расточил, страхоила поразил, весь свет прошел!

«Точно спятил, – решил Жихарь. – Теперь его посадят в срубе на цепь, чтобы чего не навредил, и лечить станут ледяной водой и собачьими хохоряшками. Надо у него расписку отобрать – безумному какая расписка!»