Там, где обитает зло
Шрифт:
– Не думаю. По-моему, они саженые. А где то убежище, о котором ты говорила?
– Вон там.
Она показала на что-то вроде аллеи, уходившей вдоль между правильными рядами деревьев.
– Тогда пойдем разыщем его, – сказал Харкорт. – Гроза вот-вот начнется.
Он повернулся и помахал рукой аббату и Шишковатому.
– Идите сюда! – крикнул он, стараясь перекричать шум ветра. – Убежище вон там!
Не дожидаясь их, он зашагал по аллее между деревьями. Иоланда поспешила за ним.
Под деревьями стало еще темнее. Их путь освещали только вспышки молний, которые становились
Харкорт пересек вымощенную камнем площадку перед зияющим дверным проемом и вошел под арку. Вместе с ним вошла Иоланда, и тут же подошли остальные. Они стояли в дверях, глядя назад. Кипарисы, уступая жестоким порывам ветра, беспомощно клонились то в одну, то в другую сторону, как водоросли, увлекаемые бурным потоком. Внезапно обрушился ливень – сплошные завесы воды волнами двигались среди деревьев, рассыпаясь брызгами на камнях перед входом.
Сверкнула молния, осветив колыхавшиеся кипарисы, и в это краткое мгновение Харкорт увидел темный силуэт чудовищной змеи с поднятой головой, который возвышался над деревьями. Змея раскачивалась на ветру, но не следуя его порывам, а словно в такт какой-то неслышной музыке.
– Вы видели? – крикнул он, пытаясь перекрыть рев ветра и раскаты грома.
– Я ничего не видел, – крикнул в ответ аббат.
– Зайдем внутрь, – крикнул Харкорт. – Здесь мы промокнем.
Он не был уверен, что они его расслышали, но тем не менее двинулся в глубь здания и сразу же увидел слева от себя тонкую полоску света. Удивленный, он осторожно пошел вперед, нащупывая ногами дорогу. Полоска света понемногу становилась все шире. Свет был тусклый, даже в окружавшей их тьме – источником его не могла быть ни свеча, ни костер. Мягкий зеленоватый оттенок придавал ему сходство с неярким свечением гнилушки. Полоса света продолжала расширяться, и, глядя на нее, Харкорт понял, что проход, по которому он шел, ведет не в здание: совсем близко он круто изменял направление.
Харкорт остановился, глядя на полосу света и тщетно пытаясь разглядеть, что лежит за ней. Там виднелись какие-то смутные тени, расплывчатые и почти неразличимые в этом неярком свете. Его спутники молча стояли у него за спиной. В конце концов аббат сделал шаг вперед и встал рядом.
– Что это, Чарлз? – спросил он.
Шум грозы остался позади, и хотя снаружи еще доносились раскаты грома, они были не такими громкими, чтобы нельзя было расслышать слова, произнесенные обычным голосом.
– Не знаю, – сказал Харкорт. – Пойду посмотрю.
Он вытащил меч из ножен и, держа его наготове, шагнул вперед.
– Вот чудеса-то, – пробормотал аббат, следуя за ним. Харкорт
Они дошли до конца извилистого прохода, и перед ними открылось обширное пространство, которому ни с какой стороны не было видно конца. Оно было слишком велико, чтобы быть комнатой или залом. Казалось, это целый замкнутый внутри себя мир. Мир, по-видимому, мертвый: в нем не было заметно ни малейшего движения, никаких признаков жизни, ни одного живого существа. Он производил впечатление заброшенности и пустоты, хотя кое-где и стояло что-то похожее на мебель. Прямо перед ними на некотором расстоянии возвышалось некое подобие алтаря – правда, он был совсем непохож на тот алтарь, что стоял в церкви аббатства. «Почему тогда я решил, что это алтарь?» – удивился Харкорт.
Охваченный ужасом при виде этой огромной пустоты, он, как зачарованный, сделал несколько шагов вперед и остановился. Обернувшись посмотреть, идут ли за ним остальные, он увидел, что двери позади нет. Они вошли сюда через дверь, но теперь она бесследно исчезла. Там, где она была, поднималась сплошная каменная кладка, верх которой терялся в безмерной пустоте. Лицевую сторону камней покрывали какие-то иероглифические письмена, похожие на те, что он заметил в неверном свете молний на каменных монолитах у входа.
Теперь ужас захлестнул его с головой, он как будто ощутил прикосновение чьих-то ледяных пальцев. Но это просто нелепость, сказал он себе. Ведь тут ничего нет. Зал – если только это зал, а не целый мир, пуст. Все здесь умерло, превратилось в пыль, ничего не осталось. Он присмотрелся к иероглифам, пытаясь понять, что они изображают, – не уловить их смысл, а только разглядеть очертания, – но от этого ужас только усилился, потому что если они что-то и изображали, то ничего подобного он никогда не видел. В них было какое-то первобытное бесстыдство, от которого у него зашевелились волосы на голове.
Позади него послышался шорох. Харкорт мгновенно повернулся, держа наготове меч, но ничего не увидел.
– И не пытайся их разглядеть, – сказал Шишковатый. – Они все еще здесь, но разглядеть их не пытайся. Так будет лучше.
– Их? – воскликнул Харкорт, и его голос гулко раскатился под невидимым далеким сводом. – Кого их? Кто они? Покажи мне, где они!
Он увидел, что аббат судорожно сжимает в поднятой руке распятие, висевшее у него на поясе, лицо его напряжено, губы беззвучно шевелятся. Харкорт подумал, что, судя по движениям губ, аббат что-то говорит по-латыни.
– Убери к дьяволу свое распятие! – крикнул аббату Шишковатый.
Где-то в глубине необъятного зала чей-то голос прокричал что-то на неведомом языке, и со всех сторон донеслось эхо, повторившее возглас.
– Это Нечисть, – сказала Иоланда. – Только не та Нечисть, которую мы знаем.
– Нечисть – всегда Нечисть, – решительно сказал Харкорт. – Вся Нечисть одинакова. Нечисть есть Нечисть, и все тут.
Он взглянул на Иоланду и увидел, что ее лицо спокойно и невозмутимо. Ему показалось, что на нем появилось какое-то неземное выражение. Аббат выпустил из руки распятие, и оно раскачивалось вместе с четками у него на поясе.