Там, где поют соловьи. Книга вторая. Где мое сердце?

Чумакова Елена

Четкими рядами ученики единой трудовой школы двинулись в сторону площади Урицкого (бывшей Дворцовой). К площади с разных сторон стекались колонны других школ, заводов, организаций. Такого количества людей Стелла еще не видела! Она глазела на знамена, транспаранты со звонкими лозунгами. На перекрестке увидела машину с установленным на ней огромным макетом земного шара, опоясанным кумачовой лентой. На ленте красовалась надпись «освобожденный труд».

Как только школьная колонна ступила на площадь, Фатова и Ярошева оказались на плечах старшеклассников. В руках одна держала красное знамя, вторая –

знамя школы. И это было так ярко – ровные ряды физкультурников, девичьи фигурки в белых блузах на фоне синего весеннего неба, развевающиеся знамена! Мариванна бежала вдоль колонны и шипела: «Машите флажками! Машите! Улыбайтесь!» И Стелла старательно махала тем, что было у нее в руках – флажком и веточкой, и улыбалась. Ей тоже хотелось плыть над площадью со знаменем в руках. Под гром оркестра, под крики «Ура-а-а!» ряды демонстрантов маршировали вдоль Зимнего дворца, мимо трибуны и выходили на Миллионную.

На Миллионной колонны рассыпались и редели. Многие отправлялись на Марсово поле, чтобы посмотреть «живые пирамиды». Стелла тоже побежала, но пробиться сквозь толпу не смогла. От обилия впечатлений, разноголосого шума, музыки голова у нее гудела и слегка кружилась. Она махнула рукой на представление и отправилась пешком к Нафисе.

Ветер полоскал красные флаги на домах, на ясном небе сияло солнце. Петроградцы, на день забыв о заботах, пели и плясали под гармошки. И было чему радоваться – страшная, холодная и голодная зима миновала. Под Петроградом разгромлена армия Юденича. Война откатилась от города. Увеличилась норма выдачи хлеба по карточкам. Перед праздником стали снимать щиты с витрин, открылись некоторые магазины. Надежды, как травинки сквозь асфальт, пробивались в сознании людей.

Всеобщее веселье подействовало и на Стеллу, ее тоже охватило радостное предвкушение чего-то хорошего. По пути увидела галантерейную лавку, вошла, и глаза разбежались от всяких штучек. На шее у девочки, спрятанный под платье, висел на шнурке мешочек. Нафиса научила ее так беречь деньги от карманников. Чтобы не тратить монетки, которые няня давала на трамвай, Стелла наловчилась ездить снаружи, на сцепке, это называлось «ездить на колбасе». Она вытряхнула из мешочка всю мелочь. Хватило на белую атласную ленту и узорчатый гребешок. Ну и пусть у нее не осталось ни одной денежки, зато теперь ее голова будет выглядеть аккуратно, не хуже, чем у Фатовой.

Стелла не заметила, как прошагала немалое расстояние до набережной Карповки. Бегом взлетела по лестнице. На звонок никто не ответил. Она прислушалась, из-за двери доносились странные звуки, потом сдавленный крик. Девочка узнала голос няни и принялась крутить ручку звонка, стучать в дверь кулаками, ногами. Наконец ей открыли, но на пороге стояла не Нафиса, а незнакомая женщина в клеенчатом фартуке, забрызганном кровью. Стелла бросилась в комнату. Сильные руки перехватили ее и выставили обратно на лестничную площадку.

– Ку-уда?! К Нафисе нельзя, рожает она. Ты кто?

– Я? Она моя няня.

– Ах, няня! Ну, так иди домой. Дня три обойдешься без няньки. Раньше не приходи, окрепнуть роженице и младенцу надо.

Дверь захлопнулась. Стелла в растерянности постояла перед закрытой дверью, потом устало побрела по праздничной улице в направлении Выборгской стороны. Денег на трамвай

не осталось.

В квартире было пусто и тихо. Капитолина вместе с Танькой и Светкой, прихватив и Яшу, отбыли в деревню, к родне. Праздник праздником, а копать огород, сажать картошку надо. Сонька тоже уехала в деревню еще в марте, там родила дочку и осталась у матери, пока ребеночек подрастет.

Стелла открыла буфет – пусто. Из провизии только немного сушеного гороха. Попробовала его грызть. Жестко и несъедобно. Решила залить кипятком, пусть размокнет. Пошла с чайником на кухню. На керогазе булькала чужая кастрюлька, распространяя завораживающе-вкусный запах вареной картошки. Стелла подняла крышку, картошка желтела маслянистыми боками. Девочка не могла отвести от нее глаз. Как во сне взяла ложку и выудила горячую картофелину. Сзади кто-то кашлянул. Стелла выронила картофелину обратно в кастрюлю. Горячие брызги обожгли руку. В дверях стоял профессор.

– Я… только посмотреть… Я не взяла… Извините, – пробормотала девочка. В ее глазах заблестели слезы.

– Вот что, милая барышня, – ответил профессор, – я как раз собирался пригласить вас на ужин. Составите компанию? Отметим праздник. Кроме картошки есть настоящие свежие баранки. И чай. Правда, чай морковный.

– А баранки маковые?

– Ванильные.

При случайной встрече с профессором Стелла каждый раз робела, хотя уже знала, что Танькины россказни о соседе-оборотне всего лишь выдумки. Танька сама в этом призналась. Но картошка, баранки и любопытство перевесили настороженность. Впрочем, хватило бы и одной картошки…

Комната профессора была раза в два больше, чем комната Стеллы. У прежних хозяев квартиры здесь находилась спальня. С тех времен, видимо, осталась дубовая кровать с резным изголовьем и пологом, занимавшая значительную часть помещения. Справа от входа стоял буфет, ближе к окну располагался просторный письменный стол, заваленный папками и стопками исписанных листов бумаги. Стол стоял перпендикулярно к широкому подоконнику, сплошь заставленному приборами, штативами с пробирками, стеклянными чашками и какими-то совсем непонятными штуками. Левую стену занимали шкафы и стеллаж с книгами.

Пока Стелла осматривалась, сосед освободил угол стола, постелил вышитую салфетку, достал из буфета фарфоровые тарелки, вилки, корзинку с баранками, разложил по тарелкам дымящуюся картошку и широким жестом пригласил гостью к столу. Уговаривать девочку не пришлось, картофелины исчезли моментально. Морковный чай с баранками пили уже не спеша. Стелла чувствовала, что надо бы поддержать беседу и, откашлявшись, спросила, что это за картина висит над кроватью. На полотне была изображена дама в синем платье, сидящая на террасе на фоне озаренного солнцем сада.

– Это не просто картина. Это портрет моей жены.

– Красивая, – вежливо сказала Стелла. – А где она сейчас?

– Она умерла перед войной.

– Извините. Вы, наверное, скучаете по ней, как и я по маме.

– Скучаю. Но думаю, что судьба пощадила ее. Ей не пришлось пережить гибель на фронте нашего единственного сына Юрочки, голода, разрухи… да много чего.

Стелла поняла, что выбрала не ту тему для праздничного ужина, и поспешила спросить:

– А что это за штука у вас на подоконнике?