Там, где трава зеленее
Шрифт:
— Здравствуйте, Лена… мм… Воскобойникова, так ведь? Я вас узнал. Не смущайтесь.
— Здравствуйте, Станислав Игоревич… Вон моя дочка сидит.
— Красивая… а я вот видите, работаю здесь… — он улыбнулся, — аптекарем…
Я не могла удержать естественного любопытства, раз уж он сам сказал:
— И… что вам приходится делать?
— Носить костюм, разговаривать с посетителями, создавать антураж… Простите. — Он увидел, как кто-то из сидящих за столиками помахал ему рукой. — Я еще подойду к вам. Приятного вечера!
Мне было
— Потому что все ему сказали: «Она тебе — не пара!»
— Вы о ком?
— Это обсуждение сказки «Дюймовочка», — ответила мне Кристин. — Перебираем всех ее женихов: жаб, да, правильно? Так сказать надо? Жаб, потом жук, еще старый крот и…
— Эльфов! — радостно воскликнула Варя.
Она как запомнила в три года, что в конце Дюймовочку встречает король эльфов, так и считала, что «эльфов» — это фамилия, вроде Петров, Иванов.
С большим энтузиазмом Кристин поддержала мою идею о многосерийном фильме для детей с участием кукольного гнома.
— Тебе надо деньги самой искать, — решительно заявила американка.
— А я думала — надо найти продюсера, которому понравится сценарий…
— Это само собой. Но если бы ты нашла деньги, даже только часть, ты бы могла по-другому разговаривать с теми, кто будет делать фильм. Поверь мне, я знаю это очень хорошо. У меня есть опыт.
Я мгновенно представила себя, с растущим животом, в роли просительницы и покачала головой:
— Клянчить…
Кристин подняла рыжеватые брови:
— Не помню слово. Кляча — это, кажется, старая лошадь?
Я засмеялась. Иностранцы и дети — вот у кого надо учиться слышать собственный язык.
— Немножко не то. Это to beg — просить очень, умолять.
— Не надо умолять. Клянчить, правильно? Не надо клянчить. У меня есть визитка… — Она порылась в продолговатом кошельке, сшитом как будто из очень потрепанной, заплесневелой замши. — Смотри. Есть один человек, он любит нестандартные проекты. Поговори с ним. Может быть, он поможет.
Я взяла красивую черную визитку, на которой поблескивали выпуклые, словно медные буквы. Я сосредоточенно перечитала несколько строчек, набранных изящным готическим шрифтом.
— А… ты знаешь, что этот человек кому-то дал денег?
— На самом деле я его хорошо знаю, — усмехнулась Кристин.
Я пригляделась. Очень симпатичная женщина, лет тридцати семи — сорока двух, точно непонятно. На левой руке нет обручального кольца, но и на правой тоже. Хорошая фигурка, невысокая, милое чистое лицо. На женских лицах не так явно отпечатываются следы порока, как на мужских, а вот глаза… Я взглянула ей в глаза уже по-другому. Пожалуй, знать она знает все, или очень многое, а вот делает ли это регулярно, с удовольствием и со многими мужчинами, что и есть, вероятно, порок, — этого я бы по глазам не сказала. Хотя какой я первоклассный психолог — понятно по моей собственной жизни.
— Что-то
Редкий случай, когда я жалела, что взяла с собой Варю. Я покрутила головой в надежде увидеть дядю Стасика и попросить его занять на некоторое время Варю — сводить показать верхние этажи, к примеру. Он стоял возле чьего-то столика и, оживленно жестикулируя, говорил. Может, напоминал солидным людям, пришедшим покушать за сто пятьдесят долларов лапшички и грибной солянки, азы марксизма-ленинизма? Хотя вряд ли. Я вздохнула. Придется околотками.
— Он давал тебе денег на фильмы? — спросила я, как будто не услышала подтекста в ее усмешке.
— Нет. Почему? Мои фильмы снимались в Америке. Я знаю его лично. Ты тоже?
— Немного, знакомая фамилия…
— Я познакомила его с одним вашим режиссером, и он дал ему очень хорошие деньги. Почти на весь проект.
Кристин напряглась, настаивать и расспрашивать вокруг да около смысла не было. Разведчик из меня никакой, это ясно.
— Кристин, я тебя не очень хорошо знаю…
— Да, правильно. — Она улыбнулась.
— Но ты мне не можешь сказать?.. А насколько близко ты его знаешь? — Я постучала ногтем по визитке, лежащей передо мной на столе.
— Мы общались полтора года, у нас были встречи, часто. Но я прекратила это, потому что мой жених приехал из Америки работать в посольстве, — с совершенно обезоруживающим, медицинским холодком ответила Кристин.
— Саша — мой муж, бывший, — сказала я и посмотрела на Варьку. Она промолчала.
— Прости, я не знала… А… — Она посмотрела на меня, на визитку и опять на меня. — Так это же хорошо. Вы развелись? Он может тебе помочь? Или вы развелись плохо?
— Мы развелись плохо, Кристин, и денег никаких я у него не взяла бы, даже если бы он привез их в большом мешке и положил под дверь.
— Это смешно. Это по-русски, да? — сказала Кристин и засмеялась.
А я думала — спросить или не спросить, давно ли были эти полтора года, когда они, как она выразилась, «were having dates», — когда у них «были встречи». Вместо этого я уточнила:
— Мы развелись только что.
И она пояснила:
— У нас это было давно. Еще… два года назад.
Интересное чувство, когда сидишь рядом с женщиной, которую в одно и то же время с тобой целовал, обнимал твой муж или любимый. Или любимый муж… Вот они, эти губы, эта шея, эти пальцы… Я отвернулась.
— Я не знала, что он занимается благотворительностью. Поддерживает искусство… бред какой-то.
— Но он же богатый человек, банкир… Ты тоже, значит, богатая женщина… Какие же у тебя проблемы тогда?
— Кристин, наш… гм… брак… был гражданским… то есть незарегистрированным. Варя — дочь твоего приятеля. Ее он зарегистрировал, больше ничего.