Там где твоё место
Шрифт:
— Справедливая критика лишней ни когда не будет. А соберу я вас для другого. Ценности учет и порядок любят. Мы не анархисты, а бойцы Красной армии. Поэтому, создам из вас троих комиссию, и давайте все деньги и ценности описывайте, что бы потом локти не кусать и от ненужных подозрений не отписываться. Все понятно?
— Яснее не куда.
— А пока, дайка мне одежду. Пойду «до ветра» схожу.
— Рано Вам, только в себя пришли. Я сейчас Наталью кликну, она поможет.
— Отставить Наталью. Сам справлюсь.
Но оказалось, что свои силы я явно переоценил. Трусы и майку я на себя натянул и даже придерживаемый старшиной дошел
Поспать толком мне не дали. Проснуться заставило прикосновение чужих холодных рук. Проморгавшись, увидел перед собой Гольдштейна в новенькой немецкой форме и немецкого офицера, который надевал белый халат. С просоня хотел спросить: «Что за дела?» Но из пересохшего горла вырвался только нечленораздельный хрип. Немец что-то ободряюще заговорил, глядя на меня, а Яша ему поддакивал, делая какие-то непонятные движения. Это получается, он расстарался и привез ко мне врача. Хорошо, что я не успел ни чего ляпнуть по русски, неизвестно, что там фашисту про меня рассказали.
Осмотр много времени не занял. Врач ощупывал меня, что-то спрашивал, а я глядя на политрука, повторял за ним движения головой «да», «нет». После того как немец встал с табуретки, выдавил из себя «данке» и знаком попросил воды. Яша с подчеркнутым уважением повел гостя откушать после трудов праведных, а я после их ухода с чувством выматерился.
— А предупредить нельзя было? — обратился к старшине, который подал мне ковшик с водой.
— Так, кто же знал? — Виновато пожал тот плечами. — Прилетели как скаженные, я и сам ни чего, ни понять, ни сделать не успел. Политрук только рукой махнул, мол, не мешайся.
— Ладно, проехали. Перекусить есть что-нибудь? Только не каша, а что-то посущественнее. Мяса хочу.
— Мяса Вам нельзя. А вот бульончик куриный сейчас Наташа принесет и покормит.
— С чего это мне мяса нельзя.
— Врач сказал, что только диетическое питание.
— Какой врач? Ты же по немецки не понимаешь.
— Понимаю, не понимаю, а мясо пока рано.
— Раз есть бульон, значит и курица есть, а мясо у нее как раз диетическое. Не имеете права геройского командира в еде ограничивать. Мне быстрее в строй встать нужно, иначе, кто Вас в светлое будущее поведет.
— Не курица, а петушок, — уходя, бурчал старшина, — и того сейчас немец сожрет.
Бульон и кусочек куриного мяса оказали на желудок и организм в целом поистине лечебное воздействие. Я нашел в себе силы прогуляться по горнице и осмотреть свои вещи. Наган сунул под подушку, а метательный нож под матрац, сразу почувствовав себя гораздо увереннее. Из открытого окошка слышна была немецкая речь, это Яша развлекал врача. Хотя, кажется, голосов стало больше. Выглянув из-за занавески, увидел беседку в которой, кроме указанных лиц, присутствовали еще два немецких офицера. На столе стояла трехлитровая бутыль самогона, а две молодки все подносили и подносили закуску. Беззлобно сплюнув, я отправился на лежанку, сейчас для меня сон важнее, а Яков потом доложит к чему это безобразие. До вечера еще дважды
— Что-то праздник затягивается, — говорю старшине, предлагая жестом присесть рядом. Только сейчас обращаю внимание, на форму, в которую он одет, до этого как-то другие проблемы интересовали. А посмотреть есть на что. Все новенькое, тщательно отглаженное и с нанесением всех знаков различия Вермахта, даже пара каких-то значков присутствует. Прямо таки бравый немецкий фельдфебель.
— А где фуражка? — спрашиваю немного злорадно, вспоминая, как пограничники до последнего держались за свои головные уборы. Не желая сливаться с серой массой пехоты.
— В обоз пока всю свою форму сдали, — вздыхает старшина, — товарищ политрук к тому, что у нас было, привез еще несколько комплектов. Теперь мы вообще не выделяемся, хотя к нам и так вопросов не было. Нас тут за белогвардейцев все принимают, что с фашистами сотрудничают, так, что можно не стесняясь разговаривать.
— Что празднуют господа оккупанты?
— Сначала, политрук хотел военврача отблагодарить за Ваш осмотр и назначенное лечение, а потом вчерашний тыловик притащил какого-то не то летчика, не то связиста.
— А что они там ругаются друг с другом?
— Не ругаются они. Врач какой-то очень известный в Германии, сам фон Бок у него иногда лечится, считает себя знатоком тактики и стратегии. Вот они с летчиком языками и зацепились, обсуждая как нас скорее разбить.
— И что слышно, когда разбить планируют?
— Первоначально за шесть недель хотели, но мы почему-то уперлись и все планы им порушили. До сих пор возле Смоленска бои идут. Два дня назад перешли в наступление на Рогачев, но наткнулась на подготовленную оборону, и значительного успеха не достигли. Гот требует перебросить ему имеющиеся резервы и обещает за месяц дойти до Москвы, но ему отвечают, что и на других направлениях тоже бои идут. Уже дошли до Талина и Одессы. Говорят в начале августа на Юго-западном фронте, под Уманью, окружили, а затем разбили крупную группу наших войск, чуть ли не две армии. Как думаете, врут?
— Отчего же, все может быть. Какая-то часть войск, конечно, вырвалась из окружения, а кто-то и по лесам, как мы, до сих пор прячется. Что по нашему фронту известно?
— Спорят из-за решения Ставки направить Вторую танковую группу Гудериана на Киев, а танковые части Гота на север на Ленинград.
— Ух, ты, — сделал я стойку, — вот это уже важная информация. Когда, куда и какие именно части?
— Пока неизвестно. Товарищ лейтенант тоже заинтересовался. И бойца со знанием языка посадил в кусты рядом с беседкой. Тот вроде кур ощипывает, а сам слушает, на случай если товарищ политрук что-то пропустит. А вы товарищ капитан не волнуйтесь. Идите, отдыхайте спокойно, завтра Вам все подробно доложат.