Там, где в дымке холмы

Исигуро Кадзуо

Вероятно, это случилось именно в тот момент, когда я в какой-то растерянности смотрела из окна на домик. Без малейшего на то повода страшный образ вторгся в мои мысли, и я отошла от окна в расстроенных чувствах. Я снова занялась домашней работой, пытаясь изгнать из воображения эту картину, но не сразу сумела от нее избавиться, прежде чем обратила внимание на вновь появившуюся просторную белую машину.

Часа через два я увидела фигуру, пересекавшую пустырь по направлению к домику. Я заслонила глаза от солнца рукой, чтобы разглядеть ее получше: это была женщина, тонко сложенная, шла она медленным,

осторожным шагом. Она постояла немного у входа, потом скрылась под скатом крыши. Я продолжала наблюдать, но больше она не появилась – по всей видимости, вошла внутрь.

Я постояла у окна в нерешительности. Потом надела сандалии и покинула квартиру. На улице нестерпимо пекло, и путь по иссушенному пространству показался мне вечностью. По дороге я и в самом деле так выдохлась, что, приблизившись к домику, чуть не забыла, зачем сюда шла. И потому была прямо-таки потрясена, когда услышала доносившиеся изнутри голоса. Один принадлежал Марико, другой был мне незнаком. Я шагнула ближе, но разобрать слова не удавалось. Немного помедлила, не зная толком, что делать. Потом слегка отодвинула дверную панель и позвала хозяев. Голоса смолкли. Я подождала еще минуту, потом переступила порог.

Глава десятая

После яркого дневного света внутри домика показалось темно и прохладно. Там и сям через узкие щели проникали солнечные лучи, пятнами ложась на татами. В воздухе держался привычно стойкий запах сырого дерева.

Мои глаза приспособились к полутьме не сразу. На татами сидела пожилая женщина, Марико – перед ней. Поворачиваясь лицом ко мне, женщина двигала шеей с осторожностью, словно опасалась сделать себе больно. Выглядела она изможденной и бледной как мел, что поначалу меня совершенно обескуражило. На вид она казалась лет семидесяти, хотя хрупкость шеи и плеч могла быть вызвана скорее болезнью, нежели возрастом. Кимоно на ней было темного цвета, такое обычно носят при трауре. Глаза из-под полуприкрытых век смотрели на меня без всякого выражения.

– Здравствуйте, – услышала я наконец.

Я, слегка поклонившись, ответила на приветствие. Секунду-другую мы разглядывали друг друга с чувством неловкости".

– Вы соседка? – спросила женщина. Слова она выговаривала медленно.

– Да, – кивнула я. – Добрая знакомая.

Женщина, не сводя с меня глаз, проговорила:

– Вы не знаете, куда девалась жиличка? Оставила ребенка одного.

Марико пересела так, чтобы быть рядом с незнакомкой. Услышав вопрос женщины, девочка внимательно на меня посмотрела.

– Понятия не имею.

– Странно, – произнесла женщина. – Ребенок тоже не знает. Интересно, где она может быть. Я не могу задерживаться.

Мы снова обменялись с ней взглядами.

– Вы издалека?

– Очень издалека. Извините, что я так одета. Только что с похорон.

– Понятно. – Я опять поклонилась.

– Печальное событие, – продолжала женщина, медленно кивая головой. – Бывший сослуживец моего отца. Отец слишком болен и не покидает дома. Послал меня выразить соболезнование. Печальное это событие. – Она обвела глазами комнату, все так же осторожно поворачивая шею. – Так где она, вы не знаете? – снова спросила она.

– Боюсь, что нет.

– Я не могу долго ждать. Отец будет беспокоиться.

–

Быть может, что-то передать? – спросила я.

Женщина ответила не сразу:

– Передайте, что я приезжала и о ней спрашивала. Я ее родственница. Меня зовут Ясуко Кавада.

– Ясуко-сан? – Мне стоило труда скрыть свое удивление. – Вы Ясуко-сан, родственница Сатико?

Женщина поклонилась, при этом плечи ее слегка дрогнули.

– Так вы передадите, что я была здесь и о ней спрашивала. А где она может быть, не знаете?

Я повторила, что понятия не имею. Женщина вновь покивала головой:

– Нагасаки теперь совсем другой город. Сегодня я едва его узнала.

– Да, – согласилась я, – думаю, город сильно изменился. А вы живете не в Нагасаки?

– Мы живем в Нагасаки уже много лет. Город сильно изменился, вы правы. Появились новые здания, даже новые улицы. Последний раз я ездила в город весной. Точно знаю, что весной их не было. Собственно говоря, и в тот раз я тоже ездила на похороны. Да, это были похороны Ямаситы-сан. А похороны весной кажутся еще печальней. Вы, говорите, соседка? Что ж, я очень рада с вами познакомиться.

Ее лицо дрогнуло, и я увидела на нем улыбку: глаза сузились, а углы рта, вместо того чтобы подняться, опустились вниз. Стоять на пороге мне было неловко, но ступить на татами я не решалась.

– Очень рада нашему знакомству, – сказала я. – Сатико часто вас вспоминает.

– Она меня вспоминает? – Женщина, казалось, была чуточку удивлена. – Мы ждали, что она приедет и будет жить с нами. Со мной и с моим отцом. Наверное, она вам так и говорила.

– Да.

– Мы ждали ее три недели назад. Но она так и не приехала.

– Три недели назад? Думаю, вышло какое-то недоразумение. Я знаю, что она готова вот-вот тронуться.

Женщина снова обвела глазами комнату.

– Жаль, что ее нет. Но если вы ее соседка, то я очень рада с вами познакомиться. – Она снова поклонилась и устремила на меня взгляд. – Может, передадите ей от меня несколько слов?

– Да, конечно.

Женщина умолкла, потом заговорила:

– Между нами случилась небольшая размолвка. Быть может, она даже вам о ней и рассказывала. Всего лишь небольшая размолвка, и только. Я была очень удивлена, когда на следующий день она собрала вещи и уехала. Я на самом деле была очень удивлена. Я вовсе не хотела ее обидеть. Отец говорит, что виновата я. – Женщина помолчала. – Но я вовсе не хотела ее обидеть.

Раньше мне ни разу не приходило в голову, что дядя Сатико и его дочь даже не подозревают о существовании американского друга. Я снова поклонилась, в замешательстве не умея подыскать подходящий ответ.

– После ее отъезда я, признаюсь вам, по ней скучала, – продолжала женщина. – Скучала и о Марико-сан. Мне нравилось проводить время с ними, и это была такая глупость с моей стороны – вспылить и наговорить все то, что я наговорила, – Женщина опять помолчала, взглянула на Марико, потом на меня. – Мой отец по-своему тоже по ним скучает. Он, знаете ли, слышит. Слышит, как тихо стало в доме. Как-то утром я к нему вошла, когда он уже проснулся, и он мне говорит, что дом напоминает ему могилу. Точь-в-точь могила, сказал он. Отцу станет гораздо лучше, если они вернутся. Может, она вернется ради него.