Там, где всегда ветер
Шрифт:
И ни разу мой учитель не напомнил мне о моём позорном выступлении, и ни разу не упрекнул. Он даже не выгнал меня из оркестра! Всё продолжалось, как будто ничего не произошло. Он ПРИНИМАЛ МЕНЯ такой, какая я есть, со всеми моими странностями и заскоками… Да, он был расстроен в момент нашего выступления тем, какую я устроила на сцене какофонию, но он не держал на меня обиду и не умел раздражаться. И я была ему бесконечно благодарна. Хотя сказать «спасибо» у меня не повернулся язык.
…Он
Странно, что в стихах можно сказать взрослому человеку «ты», и это звучит нормально. Никому в голову не придёт, что это – не вежливо. Можно сказать о том, чего не было и не может быть, но никто не упрекнёт тебя в том, что ты – наивная фантазёрка. В стихах всё оказывается ПРАВДОЙ. Стихи – это какая-то другая, невозможная жизнь, и в стихах она становится реальностью. Невозможность становится возможностью. Непрожитое становится прожитым. Невысказанное – высказанным. И от этого так больно, и так сладко…
«Она перечеркнула все мечты мои…» Кто-то скажет: какие такие мечты? Всё это выдумки! Да, в реальной жизни их нет и быть не может, я не спорю. Нет, и не может быть. Нет, и не может быть…
Но существует поэзия – окно в другое измерение жизни, где возможно невозможное, где свободно, не боясь, можно говорить с человеком о том, что для тебя важнее всего на свете. И он не засмеётся. Да, он не засмеётся и не прочтёт тебе взрослую нотацию, типа: дети должны думать об уроках. Да, он не засмеётся. Потому что даже… никогда не узнает об этом! Об этом вашем тайном общении. О твоих неслышных прикосновениях к его жизни…
Я у тебя морщинку вдруг увидела. И оттого так грустно и несносно. Она перечеркнула все мечты мои, И всё с ней стало трудно и непросто. Ты с нею непонятней мне, сложнее, И дальше – на пятнадцать лет меня… Морщинка… Отчего? Устал, наверно? Я понимаю всё: работа и семья… И так её мне хочется разгладить… Закрыть глаза – и… всё тебе сказать. Но ты – забудь. Она… пройдёт, быть может. Ну, ну не морщись! Улыбнись опять!…Учитель, низко склонившись над клавишами, играл на моём аккордеоне великого мятущегося Бетховена…
А
Здесь жил мой учитель. Но на какой улице, и в каком именно доме, я не знала. И даже не стремилась узнать. Мне достаточно было знать, что в одной из этих новых девятиэтажек, среди множества светящихся окон – есть и его окно…
. Подумать: . ведь сколько домов! . И в каждом – по сотне окон… . И в каждом – своя любовь, . Своё высоко-высоко… . Подумать: . ведь сколько домов! . Большущих таких и тёплых… . Неужто стольким дано . Умение быть высоким? . Быть выше . слепых обид, . Быть выше . немых размолвок, . Чтоб камень, . асфальт, . гранит . Сложились бы в тёплый город…Разве можно отсюда уехать?
Возвращаюсь домой и застаю маму и Фёдора бурно спорящими. Оказывается, Фёдору предложили командировку в Германию – на целых два года. Ужас!
– Я – не поеду, – говорю тихо, но твёрдо.
– Видишь, видишь! И ребёнок не хочет! – воскликнула обрадовано мама.
– Как это ты не поедешь? – спросил Фёдор строго. – Что значит не поедешь? Как родители решат – так и будет.
– Не поеду – и всё! – повторяю тихо, но твёрдо, а в горле уже закипают слёзы. – Езжайте сами. Втроём. Или вдвоём. Как хотите. А мы с бабушкой здесь останемся. С бабушкой и с Лёлей.
– Ишь ты! Как быстро за всех решила! – удивился Фёдор и мне показалось, что в его голосе послышалось плохо скрываемое одобрение. – А какие у тебя аргументы против?
Разве могла я им сказать свой главный аргумент?! Но у меня были и другие, тоже весомые:
– Я не хочу бросать Лёлю. Это нечестно. Она только что к нам приехала, а мы возьмём и бросим её.
– Лёля взрослый самостоятельный человек.
– Я люблю её, мы подружились.
– Будете переписываться.
– Но это же совсем не то!… И ещё: я не хочу бросать наш город.
Я действительно не могла себе представить, что мы возьмём вот так и бросим НАШ город, который мы ещё не достроили (смешно, но я думала именно так: МЫ еще не достроили). Бросим нашу степь, курган, друзей… Но самое ужасное – мне придётся бросить музыкальную школу. У меня это в голове не укладывалось!
Мы уже столько раз всё бросали, и в прежние времена любопытство к новизне у меня пересиливало всё остальное, но сейчас я всем своим существом чувствовала: НЕ МОГУ. И мама тоже так чувствовала. Мы обе плакали…