Там, где живет огонь. Часть 1
Шрифт:
Самой последней появилась карета виновника торжества, принца Похоти и отца Блуда. Бельфегор со своей невестой, лицо которой по традиции было закрыто тонкой непрозрачной вуалью, восседали на мягких подушках в массивной серебряной колеснице. Каждая дверца имела вид переплетённых веток вьюнка, а в центре обнаженная девица протягивала руку к своей подруге на другой створке. Запряжена колесница была четверкой огненно-рыжих кобылиц, будто дышащих силой и молодостью. Черные скакуны Самаэля и белые Астарота при виде их, как всегда заржали и жадно забили копытом по мостовой. Астарот всегда возмущался, что эти кобылицы не дают покоя его благородным рысакам. Но к счастью сейчас принц Уныния был уже во дворце и не видел, как тройка его скакунов, похотлива урча и тряся головами,
Остальные гости, будь они герцогами, маркизами или представителями более низших классов, являлись без экипажей. На балах лишь принцы удостаивались такой привилегии. Сейчас по очереди они появлялись в торжественном зале и усаживались на большие золоченые кресла, возникающие перед столиком с двумя церемониальными бокалами в конце банкетного стола.
Алиса с любопытством наблюдала за их появлением, стоя в одном из уголков зала, первый раз видя самых сильных демонов в царстве Тёмного князя. Туфли, усыпанные камнями, на высокой шпильке, что сперва натирали ей ноги, теперь были совершенно забыты. Слишком интересно было вокруг. Она даже не заметила, как внезапно рядом с ней вырос высокий полуголый юноша со светлой кожей и длинными золотистыми кудрями. У него было прямое красивое лицо, голубовато-зелёные глаза, стройный мускулистый торс, с изображенной змеёй на правой груди, и сильные ноги, обтянутые в брюки из желтой замши. В целом он ничем не выдавал своей демонической природы, пока длинный хвост радостно не показался из-за его левого плеча. Затем Алисин взгляд упал вниз, привлечённый каким-то движением, и обнаружил голые волосатые ступни, напоминающие обезьяньи. Но вообще-то юноша показался ей приятным.
– Миледи, вы столь прекрасны, что я ослеплён, и потерял дар речи! – сказал он с поклоном, обворожительно улыбаясь, и зелёная прозрачная серёжка-капля в его левом ухе ярко блеснула.
– Спасибо, уважаемый, – весело ответила девушка, – только как же вы тогда говорите?
Демон с улыбкой сморщил брови и засмеялся.
– Вы очень остроумны, могу я представиться вам, любезнейшая? Меня зовут Силенсий, и я имею удовольствие быть виконтом, – он взял руку Алисы и, с настойчивостью преодолевая её желание забрать её обратно, поцеловал запястье.
– Я прошу прощения, – замялась она, – мне очень приятно, но я не хотела бы заводить знакомства сегодня...
– Вы разбиваете мне сердце, я умру, если вы не назовёте мне себя, о прекраснейшая! – воскликнул он, трогательно прижимая ладонь к сердцу. Алиса не смогла сдержать улыбки.
– Простите милорд, мне придётся покинуть вас...
– Нет, нет! Подождите еще минутку, – воскликнул он, доставая неизвестно откуда маленькую деревянную коробочку, на которой были вырезаны удивительно натуральные цветы мака. – Первый раз за свою жизнь я встречаю столь прекрасную демоницу, да еще и в собственном Доме! Примите от меня на память этот подарок, – сказал он и протянул Алисе коробочку, открыв её. Внутри на черной бархатной подушечке лежали две ослепительные серьги из белого металла с большими розовыми камнями, блестящими, как звёзды. При одном взгляде на них в глазах у девушки помутилось. Они были прекрасны, как капли цветочного нектара на лепестках лилий ранним утром.
А тем временем, тихо и незаметно, как тень в ночном переулке, появилась в дверях Дома Чревоудодия стройная фигура герцога Похоти. Тяжелый черный плащ, вышитый серебром, нисколько не скрывал его широкие грудь и плечи, облачённые в белоснежную рубашку с кружевом шестнадцатого века. Асмодей не любил пышные появления с громкими хлопками и потрескиваниями, как большая часть его Проклятых родственников. Отсутствие тщеславия, вычурности и жажды славы хоть и не делали его более значимым в глазах демонической общественности (некоторые даже поговаривали, что недостойно герцога являться словно мышь), однако частенько позволяли увидеть истинную природу того, что не предназначалось его глазам.
Вот и сейчас второе лицо Дома Блуда незаметно следовал вместе с простыми демонами, графьями, виконтами и баронами, по коридорам замка до
Чёрный плащ летел позади, словно большие крылья, а белоснежная рубашка оттеняла загорелое золото кожи. Войдя в зал, Асмодей первым делом огляделся. Помещение было, как всегда до безобразия броским и вычурным. Всё точно так, как нравится Падшим. Кругом золото, блеск, картины великих мастеров, презираемых за свою человеческую сущность, но восхваляемых за свой талант. За искру Бога, которой нет и никогда не будет у демонов. И всё это тонуло в полумраке, подсвеченное лишь призрачными вспышками лавы из полукруглых готических окон.
“Света нет. Прекрасный узорчатый потолок, гобелены и весь этот блеск только и ждут, пока появлюсь я”
Однако Асмодей не торопился. Похоже он должен был открыть бал, но это совершенно никак не трогало его. Узкое и красивое лицо полудемона было сейчас холодным и жёстким, будто у медной скульптуры. Он не любил все эти пышные празднества, на которых обязан был присутствовать, как герцог Дома Блуда. Сотни бесов веселились вокруг, сидя за столами и переминаясь с копыта на копыто в ожидании, когда же начнётся пир. Для них это был повод хорошенько наесться, напиться до беспамятства, забыв на несколько часов о своей проклятой сущности, погулять так, будто они сами себе хозяева, будто им есть, чему радоваться.
Потрясающая по своей красоте заколка в виде скорпиона с рубиновым брюшком в чёрных густых волосах герцога мерцала странным тёмным светом. Асмодей чувствовал её настойчивые вибрации, холод, льющийся из кровавого камня будто волнами. Это чувство, однако, согревало его и приносило удовольствие, ибо теперь то, что он так долго ждал, было рядом. Сосущее чувство, появившееся недавно где-то в области его давно остывшего сердца, теперь обрело краски и направление. То, чего не было в Преисподней ни разу за все тысячелетия его существования, что-то, что зовёт и нестерпимо манит его, не давая думать ни о чем ином вот уже столько времени,наконец здесь. Совсем близко.
Асмодей посмотрел вперёд. Там в уголке зала, рядом с виконтом из Дома Чревоугодия, стояла невысокая демоница. Око Хаоса в брюшке скорпиона, напитавшееся жизнью его светловолосой подруги, яростно запульсировало, стоило ему взглянуть на неё. Он немного наклонил голову на бок, осматривая её странную фигуру. Небольшого роста, на высоких каблуках, в платье из полупрозрачной слюны паучихи Танат. Чёрные бриллиантовые нити и розовые аметисты сияли, как звёзды, в переплетениях паутины. На ней татуировка Второго Дома, и всё говорило о том, что перед ним какая-нибудь вампирша. Однако, что-то подсказывало Асмодею, что это ложь. Если бы он слушал своё сердце, как когда-то, можно было бы сказать, что это оно. Но у демонов это было не принято. И уже много сотен лет, внутри Асмодея было холодно и пусто, и теперь ответы ему подсказывала лишь Тьма. С этой демоницей было что-то не так.
Недолго размышляя, он подошёл к ней.
“Если всё так, как я и думаю...”
Она разговаривала с кудрявым виконтом, довольно дурацкой наружности, и уже была готова одеть на себя серьги, ломающие волю, которые он любезно протягивал. Это был первый знак, что Око Хаоса не лжёт. Ничто во внешности этой странной демоницы не говорило о том, что она могла быть столь слаба, чтобы не чувствовать творящегося прямо перед ней колдовства. У неё не было ни хвоста, ни маленьких симпатичных рогов, ни клыков или шерсти. Казалось, будто бы перед ним маркиза, а может быть даже какая-нибудь герцогиня без собственного Дома. И тогда татуировка змеи на плече тоже – ложь. Однако, несмотря на то, что перед ним должна быть почти наверняка высшая демоница, она совершенно не чувствовала яркую горечь магии разума. Ни с кем из его сферы такого случиться не могло. Значит нужно наблюдать дальше. Может чуть позже он заметит чешую у неё под волосами? Тем более, что на груди у неё сидит какой-то маленький уродец, который просто не может родиться у маркизы. Асмодей повнимательнее взглянул на детёныша на её руках, нахмурив брови. Это маленькое отродие никак не вписывалось в картину, которую он видел. Неужели он ошибся?