Там избы ждут на курьих ножках...
Шрифт:
Обручальные перстень с печатью льва и кольцо поменьше на внутренней стороне с шипами.
Кольца Маньке показались удивительно знакомыми, будто она носила такое. Палец вдруг заболел, отзываясь на память болью. Манька попыталась вспомнить, но кроме боли в пальце на ум ничего не пришло. Но на всякий случай боль свою взяла на заметку.
Зеркальце, которое твердило замученным голосом, что нет на свете красивее и желаннее девушки по имени мечта. И что живет та девушка в высоком тереме в палатах белокаменных. Манька сразу поняла, что это не о ней. «На кой черт такое зеркало, в которое не посмотреться?!» — подумала
И вдруг зеркало стало ругаться мужским голосом, открывая в ней кучу мерзости из неблаговидных поступков. И пока не сгорело, она стояла на вытяжку руки по швам и хлопала глазами, слушая о себе правду. Расслабиться она смогла, только когда зеркало треснуло сразу в нескольких местах, и тоже начало плавиться, оставив вместо себя много черного пепла, который еще долго чадил и летал над поляной.
Ковер самолет — он стоял в углу на чердаке, перевязанный подарочной перевязью. Был у ковра порядковый номер и опознавательный знак, с управлением пилот-автомат. И три обычных ковра Бабы-Яги, серых и с кровью. Ковры были вышиты шелковыми и шерстяными нитками, местами изъедены молью, краска с них сошла.
Дьявол попытался вмешаться и определить их происхождение, заметив на одном ковре интересные похождения некой девушки, обутой в железные башмаки, но Маньку сравнение не растрогало, и она напомнила Дьяволу, что ничто на земле не вечно, и отмыть их уже, наверное, никто не смог бы. И ткнула в место на ковре, где девушка кланяется старухе-горбунье, которая подает ей то самое блюдечко, гребень, и какой-то клубок.
— Я смотрю и понимаю, что упустила свой шанс! Ни Бабы Яги нет, ни зеркальца, ни блюдечка… — она залезла в сундук, вытаскивая ворох вещей. — Где этот гребень?.. А, вот он! Тут еще веретено, украшено не хуже сабли… Не думаю, что найдется принц, чтобы меня разбудить! Если бы я во дворце лежала, а то в лесу! Разве что Благодетельница соблазнится всеми этими побрякушками…
— Ну, правильно! — засмеялся Дьявол. — Потому что Баба Яга ее мать, и все, что у Бабы Яги — ее наследственная доля. Вот уж я порадуюсь, когда она предъявит тебе счет за порчу!
Манька закусила губу. Получалось, что она разоряла Благодетельницу, вместо того, чтобы повеситься. Волосы встали дыбом.
Заметив ее бледность, Дьявол не удержался, похлопав ее по плечу.
— Я тебе удивляюсь! Ты бедствуешь в ее поисках, и перепугалась насмерть, когда представился шанс поворотить обстоятельства наоборот — она бы тебя искала! Но тебя не удивляет, что Баба Яга столько всего хранила, о чем люди только в сказках слыхали? И многие истории умалчивают о многом, о чем могла бы поведать сама Баба Яга…
— Удивляет! Но Бабы Яги нет, чтобы спросить, откуда она это все взяла!
— А ты попробуй по коврам разобрать, что там на них напечатано?
Манька расстелила три ковра в ряд и облив их пенной водой, долго шоркала щеткой, пока рисунки не стали читабельными. И увидела, что на каждом ковре была рассказана история.
Первую историю она знала, вот только «жили долго и счастливо», несомненно, к истории приложил народ. Девушка встретила старуху-горбунью, низко ей поклонилась, и дала она девушке блюдечко с голубой каемочкой, гребешок, цены немалой, зеркальце, клубок перед нею бросила. И пришла она во дворец, и положила глаз на доброго молодца, который в первой части полетел от нее израненный,
На втором ковре та же девушка идет по белому свету, роняя слезы, а вокруг всякая нечисть увивается и козни ей строит. И приходит она в место, где горит неугасимое полено, а над ним Дракон — голодный и злой. И заключают они с той девушкой договор, что помогает ей убить и Благодетельницу, и ее благоверного, а она за это избавляет его от соседства рядом с поленьями. Девушка с радостью соглашается. И пока она несет полено, бредет за нею избушка на курьих ножках. И девушка не смогла придумать ничего лучше, чем схоронить полено в этой избе.
На третьем ковре вдруг появляется добрый молодец, не забытый героиней ковровой трагедии, чтобы упросить ее уговорить дракона послужить ему и Благодетельнице, которая в это время наблюдает за избушкой на курьих ножках со своею свитой из кустов. И раздевает девушка молодца, и прикладывает к сердцу крест, а потом еще для надежности протыкает сердце осиновым колом. И выносит мертвое его тело и бросает Благодетельнице, которой ничего не остается, как с этим телом убраться восвояси.
И на последнем рисунке, в самом углу, сидит девушка и ткет ковер…
— Не хило!.. Это баба Яга о себе поплакалась? — разочарованно выдавила Манька из себя, когда прочитала три печальных повести.
— Теперь ты знаешь, откуда взялся огонь неугасимый и избы на курьих ногах.
— Не знаю! — не согласилась Манька. — То есть знаю, но откуда взялось полено и изба? Так вот, значит, откуда она узнала про железо и про вампиров!
— Ну, тогда еще много об этом было литературных произведений. И посидела, и подумала, что вампиром надо быть, а не ловить синюю птицу в небе. Но душу-то сгубила, и не вернешь уже, чтобы сгубить, как положено. И стала она по белу свету собирать разные безделицы и налаживать контакты с вампирами…
— Да уж… В памяти народной Баба Яга именно такой персонаж — и хороший, и плохой. Половина говорит одно, половина другое. Не буду портить ей репутацию, — решила Манька, свернула все три ковра и бросила их в огонь.
— Замечательно, — проворчал Дьявол. — Вот была бы у тебя голова, да разве сожгла бы ковер, может быть, цены немалой? На тебя так добра не напасешься! Откуда добру взяться, если у тебя копеечка к копеечке не прикладывается?! И правильно о тебе говорят! Вот вампир, например, умеет о произведениях искусства порадеть! Взять икону Йесиной Матушки, от которой он отказался, с младенцем Йесей на руках… Хранит ее в подземелье, за пуленепробиваемым стеклом, при температуре и влажности, которая даже от дыхания кодируется…
— Эта та икона, на которую все помолились, и Золотой Орден повернул вспять?
— Она самая… Видишь ли, Пророк Отца тогда еще не набрал силу. Золотой Орден заправлял миром. Дело было к зиме. И на что ему нести просвещение, если просвещение уже состоялось? Коленопреклоненный народ был явным тому доказательством. Но как показала история, от крепостнического рабства икона не бунтовала, и против греха оказалась бессильна… Но как вампир может не чтить икону, которая вывела его в люди?
— Меня эти ковры в люди не выводят, — отрезала Манька.