Там избы ждут на курьих ножках...

Вихарева Анастасия

Он похлопал монету на груди Маньки, и сам засунул ее за рубаху, за пазухой.

Манька погладила теплый медальон, который снова стал почти невесомым, оттопырив отворот и рассматривая медальон со всех сторон.

— Знаешь что, я когда-нибудь, может быть, выкуплю у тебя свою землю! Ведь она все равно отойдет к тебе? Или нет?

— Как я могу продать тебе твою же землю? — изумился Дьявол. — Она и так твоя! Ты на ней не можешь жить, потому что сосед собрал своих домочадцев, прошелся по ней, и расселил в ней всех, кого хотел видеть соседями. Он элементарно передвинул межу. И только ты ему не угодна, и все твои

враги сгоняют тебя с земли. Но ведь их землей она не стала. Все они чужеземцы. Но ты можешь купить мою адвокатскую контору, и я посмотрю, что можно сделать, если ты отдашь мне это золото.

Маньке показалось, что Дьявол уж как-то слишком подозрительно выпрашивает у нее золотую монету. То он в банк ее предлагает положить, а зачем Богу банк? Или Бог, у которого все, или банкир, у которого вложения… То позариться на пустыню вампира, как на Луну, непонятно где и непонятно для чего, то свою землю сделать пустыней, то теперь адвокатом решил стать… А с кем судиться и перед кем, если сам Дьявол будет не Судьей, а адвокатом? И не судиться она идет, а войной, выкуривать непрошенных гостей со своей земли! Но носить на себе такую штуку было опасно — Манька вспомнила, как легко потеряла живую воду, когда попала к разбойникам, и каким бессовестным и хитрым может быть Дьявол, когда нечисть близко.

А сейчас она была ближе некуда! И как-то странно досталась ей эта монета…

Если Дьявол купил душу у вампира, почему вампир не держал ее у себя? Получалось, что она как бы обворовала вампира?

А как за копейку мог водяной купить человека в раба, а потом перепродать вампиру, а тот заставить человека отработать и снова продать?

Это что же, получалось, сознание продавалось и покупалось и она — собственность Дьявола?

Может ей тогда Дьявола купить?

Манька с любопытством взглянула на Дьявола, который думать ей не мешал.

И скажет: «Да, Маня, я твой раб, распоряжайся мною!» — ради смеха!

И что, догадалась бы она послать его под землю, поторопить подрасти неугасимое поленье дерево? Или те же стрелы подковать серебром? Или организовать охрану? Господин головой должен думать, а где у нее голова? «А я-то, я-то тоже раба! — покраснела Манька. — Если не хуже — ослик! — деньгами заплачено!..» И что ждать, что Дьявол после этого будет считать ее человеком?! Разве что спасибо сказать, что добрым оказался Господином и не торопится забрать туда, где у него ослики поджариваются… Все у нечисти как-то шиворот-навыворот.

Манька сжала медальон и сковырнула золотую монету. Монета легко упала в ее руку и снова стала тяжелой.

— Я себя выкупаю! — сказала Манька, протягивая монету Дьяволу. — Пусть я умру не сегодня-завтра, но умру свободной от всяких обязательств перед душой. И пусть будет, будто ты меня не покупал… Ты сказал, что проклятые даже суду не подлежат, вампир их господин, а они его ослики. Я не ослик — я человек.

— Я не сомневаюсь, — сказал Дьявол, зажимая монету в ее пальцах. — Только человек мог бы достать это золото — и оно принадлежит тебе. Оно уже лежит в банке. А вид ее — ее стоимость, написанная на моей долговой расписке. Потратить ее никогда не поздно.

— А почему вампир ее не у себя держит? — спросила Манька с любопытством.

— Вампир взял ее у меня в долг под залог своей земли и выкупил и тебя и твою землю.

— Какое он

вообще имел право, если мы ничем друг другу не обязаны? Я ему не продавалась! — возмутилась она.

— Как не продавалась, если вампир может входить только по приглашению? Но он не забрал тебя и твою землю с собой, а бросил монету и пошел своей дорогой. А на долг железный процент побежал. Согласись, что ты бросилась бы в его объятия, если бы он поманил тебя за собой!

Манька промолчала.

Бегала, искала, собирала — чего греха таить.

И равняла суженых по вампиру — и удивлялась, когда начинали пить кровь. Мучалась, понимая, что где-то есть такой, который кровь пить не стал бы, а украсил бы и отвел лучшее место. А вампир и украшал — только не ее. И поднимал, и миловал, и кровь пил у каждого, чтобы свою тварь насытить.

Была бы она на ее месте, пожалуй, простила бы кровопролития — она и прощала, понимая, что где-то там плачут перед ним люди. Слава Богу, что не могла она быть на месте Благодетельницы. Забирая с собой душу, вампир не зажил бы до ее смерти жизнью вампира. Пролил бы он кровь, а она пожалела и свою отдала, он снова пролил, а она опять пожалела, разбазаривая добро вампира.

Зачем ему такая обуза, которая зудела бы каждый день: «Пожалей, пожалей, пожалей!»

Манька вспомнила, как бегала просить за каждого, на кого обозлился бы Благодетель, принимавший ее на работу, когда ей казалось, что несправедливо выставляет человека вон. А казалось ей каждый раз, как он принимал решение избавиться от работника. В конце концов, он и ее признавал не заслуживающей ни доверия, ни жалости. И тогда ее увольняли без долгих размышлений, не рассуждая, права она или Благодетель — он был прав, и никем это уже не обсуждалось. И не было такой головы, которая бы побежала за нее заступаться.

Да, проклятых было немного…

— Стало быть, она моя, раз у меня лежала, здесь, в избах? — хмуро поинтересовалась Манька.

— Истинно твоей она только недавно стала. Как же ты могла ее считать своей, если тебе ее не взять?

Манька покачала головой, опять Дьявол говорил непонятно, и водил ее за нос. Манька взяла нож и отправилась к живому дереву искать побеги для стрел. За два дня многие ветви отросли. Дьявол почти закончил ковать стрелы, и когда она принесла охапку побегов, не отрываясь, кивнул на стол, давая понять, что займется ими немедленно. Она бросила охапку и подошла к луку, пробуя его на прочность.

Лук был красивый, сложно устроенный, сразу и не разберешь что к чему. Манька попробовала натянуть тетиву, сплетенную из распушенных нитей, и стрела, наложенная на излучину, отскочила, чуть не ударив ее в глаз. Она повесила лук обратно и отправилась еще за побегами: если каждая десятая стрела хотя бы упадет рядом с оборотнем — это будет уже чудо…

Когда она обходила окрестность избы, выискивая побеги посаженных отдельно ветвей, она заметила, что трава покрылась каким-то порошком, как будто припорошенная снегом. Больше всего порошка было на земле. «Наверное, серебро!» — подумала она, открывая способ, которым Дьявол его добыл. Однажды зарычал сопровождающий ее волк — и в чащу леса ушло сразу пятеро. Сразу после этого неподалеку раздался один глухой выстрел и возня. Пятеро волков вернулись, но один волочил за собой ногу, сразу направившись к озерцу с живой водой.