Там вдали, за рекой
Шрифт:
– Приказ слышал?
– нахмурился Колыванов.
– И смотреть в оба.
– Было бы на что!
– огрызнулся Степан и полез через пролом.
Глаша вынула из кармана шинели наган, переложила его за пазуху и пошла за Степаном.
Колыванов опять прислушался к выстрелам и, придерживая рукой коробку маузера на боку, побежал через огороды.
Как это бывает часто, ничто не предвещало начала новой атаки.
С той и другой стороны постреливали с утра, но больше так, для острастки, понимая,
И только когда с высокого берега начали бить орудия белых, а цепи их скапливаться у переправы, стало ясно, что они во что бы то ни стало решили отбить деревню.
Когда Колыванов прибежал к траншеям, вырытым на нашем низком берегу, то увидел, что часть несет большие потери, а отходить было нельзя, потому что оголялась переправа.
Вместе со своей ротой он залег правее траншей, за плетнями огородов, что спускались к реке, и приказал открыть огонь по переправе.
Белые уже несколько раз пытались переправиться через реку и каждый раз отходили под ружейным и пулеметным огнем, но по всему было видно, что попыток своих они не оставили.
Все чаще и плотней били их орудия, почти не умолкал пулемет, хлопали винтовочные выстрелы.
Бой разгорался...
Степан сидел у пулемета и прислушивался к перестрелке. В сыром воздухе выстрелы были негромкими, будто пухлые облака приглушали их. Облака были темно-серые, дымные, и казалось, что они вылетали из орудийного ствола. Над овсами кружила галочья стая, тоже похожая на темное облако, которое гонит по небу ветер. На дальнем краю деревни ухнуло орудие, галки поднялись выше и разлетелись.
– Там война идет, - сказал Степан.
– А мы тут сиди, кукуй!
Глаша ничего не ответила, перебирала патронные ленты.
Степан сбоку посмотрел на нее. Волосы у Глаши отросли, и она постригла их так, что на лоб падала челка, а на щеках они лежали косыми крыльями.
"Как шлем!" - подумал Степан.
Глаша, угадав его мысли, тыльной стороной ладони убрала волосы со лба и обернулась к Степану. Он поглядел на низкое небо и сказал:
– Снег пойдет.
– Ага...
– кивнула Глаша. Помолчала и спросила: - А ты правда на образованной жениться хочешь?
– Для смеху я...
– махнул рукой Степан.
– Для смеху?
– не то обрадовалась, не то опечалилась Глаша.
– Факт! Совсем другие мысли у меня в голове.
– Какие?
– Никому не скажешь?
– Это я-то?
– Глаша даже задохнулась.
– Да я...
– Ладно, слушай...
– перебил ее Степан.
Он набрал полную грудь воздуха, потом выдохнул и с отчаянной решимостью выпалил:
– Я такое хочу совершить, чтобы товарищу Ленину
– Ленину!
– тихо ахнула Глаша.
– Ага...
– исподлобья поглядел на нее Степан.
– Мол, знали мы этого Степана Барабаша. Пустяшный был паренек, в драку со всеми лез, а на какое геройство пошел! Надо его в партию принять, товарищ Ленин.
– Степан помолчал и угрожающе предупредил: - Только ты никому, слышишь!
Глаша часто-часто закивала головой и прижала руки к груди.
– Расскажут ему про тебя, обязательно расскажут. Ты ведь такой, Степа... ты все сможешь! И в партии будешь, я знаю!
– Ну спасибо, Глаха!
Степан отвернулся, в груди у него стало горячо, в глазах защипало.
– Я думал, посмеешься ты надо мной, а ты... Хорошая ты очень девушка!
– Да ведь я...
Глаша чуть не крикнула: "люблю тебя!", до крови прикусила губу, не зная, как спрятать от Степана лицо, схватила бинокль, прижала его к глазам и, слизывая языком кровь с губы, торопливо говорила:
– Почему это так, Степа? В эти стеклышки смотришь - все малюсенькое, а повернешь - все рядом, как на ладони!
Она вдруг замолчала, прижала бинокль к глазам, потом шепотом сказала:
– Белые!
– Где?
Степан почти вырвал у нее бинокль и лег на край воронки.
– У леска... Вон, где поле кончается...
– шептала Глаша, как будто ее могли услышать ползущие полем белые.
– Видишь?
– В обход хотят, гады!
– Степан оторвался от бинокля и кинулся к пулемету.
– Ленту, Глаха!
Он лег поудобнее, широко раскинул ноги, уперся локтями в края воронки и сжал в руках гашетку пулемета.
– Давай, Степа...
– охрипшим вдруг голосом сказала Глаша.
– Подожди!
– мотнул головой Степан.
Цепь поднялась и короткими перебежками пересекала поле.
– Степа!
– крикнула Глаша.
Степан стиснул зубы и повел длинной очередью по бегущим. Видно было, как кто-то упал, будто споткнулся, кто-то продолжал бежать, остальные залегли, и бегущие тоже вернулись назад.
– Не нравится?
Степан взял прицел ниже и полоснул очередью по лежащим. Солдаты начали медленно отползать, потом побежали обратно к лесу.
– Побежали!
Глаша вскочила, сорвала с головы кумачовую косынку и замахала ею.
– В уме ты?!
– Степан с силой дернул ее за полу шинели, и Глаша села на дно воронки.
– Пулю схватить хочешь?
– Так ведь бегут!
– Глаша вытерла косынкой лицо.
– Бегут беляки!
– Опять попрут, - мрачно сказал Степан и прислушался.
– Что же наши-то?
Выстрелы на дальнем краю деревни стали реже, но слышно было, как короткими очередями татакает пулемет и изредка бьют орудия.