Там, вдали...
Шрифт:
И вдруг он их встретил.
Чернявый шел в обнимку с Ольгой, что-то негромко рассказывая. Ольга молчала.
Ивлев первый узнал их — по голосу чернявого. Загородил дорогу. Ольга испуганно вскрикнула, а ее кавалер ошалело уставился на своего недруга.
— Мне надо поговорить с тобой, — сказал Петр, в упор глядя на Ольгу.
Она молча обошла его и стала быстро удаляться. Чернявый не знал, что делать: догонять ее или оставаться с Ивлевым выяснять отношения.
— Как ее зовут, слушай? — спросил Петр.
Тот молчал.
Петр пошел за Ольгой.
Чернявый догнал его, схватил сзади
Петр догонял ее.
Чернявый некоторое время шел за ними. Петр на ходу вывернул кол из плетня; чернявый отстал.
Сердце Петра колотилось где-то в горле; впереди, недалеко, белела кофта Ольги. Петр догнал ее.
— Подожди!.. Не бойся ты меня.
— Что тебе нужно? — Ольга сбавила шаг.
— Слушай… — Ивлев взял ее за руку, остановил. — Почему ты не хочешь даже поговорить со мной? Я же не бандит какой-нибудь… Я сам не знаю, что со мной творится.
Ольга некоторое время молчала. Руки не отняла.
— Тебя ведь изобьют сейчас, — сказала она.
— Пусть. Не изобьют…
— Они придут сейчас…
— Как зовут тебя?
— Странный человек! — опять любопытство появилось в ее глазах, только теперь внимательное, серьезное. — Непонятный.
— Влюбился, — сказал Петр. — Никогда так не было…
Ольга засмеялась.
— Кто же так делает, дурной?
— Как?
— Так… Я ведь тоже человек.
— А как надо?
Ольга пожала плечами.
— Ты даже не знаешь, как зовут меня. И уж в любви объясняешься…
В улице раздался топот нескольких пар ног.
— Беги! — негромко сказала Ольга. Вырвала руку и быстро пошла. Обернулась, еще раз сказала: — Уходи!
Первым бежал чернявый…
Сошлись сразу. Молча С чернявым были те двое. У всех колья. Петр не успел бросить свой — забыл.
…Удары звучали мягко, тупо. Сопели, кхэкали, негромко ругались… Петр крутился меж трех колов. Доставал своим то одного, то другого, то третьего. Чаще попадало чернявому. Не заметил Петр, кто из троих изловчился и тяпнул его по голове. В глазах лопнул и рассыпался искрами огненный шар. Петр враз оглох, выронил кол и, схватившись за голову, боком стал садиться на дорогу. Его оттащили к плетню и ушли, сморкаясь и отхаркиваясь.
Очнулся Петр глубокой ночью. Долго припоминал, где он и что произошло. Голову раскалывала страшная боль. Даже тошнило от боли. Он с трудом приподнялся, сел, привалился спиной к плетню. И вдруг все вспомнил… Вспомнил, как держал Ольгу за руку, как она засмеялась и сказала: «Кто же так делает, дурной?» Вспомнил и троих с кольями.
«Крепко угостили».
Вдруг он увидел — невдалеке замаячила знакомая белая кофточка. Ольга осторожно шла вдоль плетня.
Петр притаился зачем-то. И в эти несколько минут, пока она, не видя его, шла к нему, он, как в миг гибельной опасности, вспомнил разом всю свою не такую уж долгую жизнь, все мечты свои. И с великим облегчением подумал: «Теперь будет все хорошо».
— Я здесь, — сказал он.
Ольга вздрогнула, схватилась за сердце.
— Ох… ты?
— Иди, сядь со мной.
— Избили, — в голосе Ольги была
— Завтра мы уедем отсюда.
Ольга всмотрелась в него.
— Что? — спросил он.
— Посмотрим, — она бережно обняла его, погладила ладошкой избитую голову. — Сильно побили-то?
— Ничего, — сказал он. — Пройдет.
…На третий день они уехали из деревни.
И началась эта новая жизнь.
Ивлев переехал в город, где работала Ольга. Он устроился на стройку, в бригаду отделочников.
Сняли на краю города квартиру в частном доме — полдома… И пошли кривляться неопрятные, бессмысленные дни и ночи. Точно злой ветер подхватил Ивлева и поволок по земле.
Кого только не видел он вечерами в своей квартире! Какие-то неприятные молодые люди с обсосанными лицами, с жиденьким нахальным блеском в глазах, какие-то девицы в тесных юбках. Девицы садились с ногами на диван и мучили Ивлева белыми тупыми коленками. Приходили полуграмотные дяди с красными лицами, беззаботно похохатывали… Эти, кажется, где-то что-то приворовывали, перепродавали с помощью молодых — денег было много. Часто пили дорогой коньяк, шампанское. Молодые были модно одеты, ужасно много болтали: про общих знакомых, про фильмы, про певцов и певиц… Приносили магнитные пленки с записями, и тогда в квартире визжало, мяукало, стонало, выло. Молодые с удовольствием слушали. Ивлев подозревал, что они притворяются. Много острили, смеялись. Чем они занимались, он так и не узнал до конца. Некоторые, кажется, учились, другие, как Ольга, работали. Где? — черт их разберет. О работе не говорили. Дяди налегали на коньячок, заигрывали с девушками.
Сперва Петр удивлялся — не знал он, что так тоже можно жить. Потом душа его глубоко возмутилась.
Между ним и этими людьми завязалась глухая, нешуточная война.
Началось со свадьбы.
Грянула она, крикливая, через неделю после того, как они приехали.
Много пили. Упившись, завыли иностранные песни и, потные, развинченные, взявшись за руки, пели хором:
Лиза-Лиза-Лизавета,Я люблю тебя за это.И за это, и за то —Вот и боле ничего!Некто пьяный, с голубыми вылинявшими глазами, все пытался бить посуду. Его держали за руки и объясняли:
— Нельзя! Не-льзя, понял?
Пышногрудая девица переплясала трех парней, вышла на четвертого и свалилась. Хохот, визг… А девица — лежит. Поняли: с ней плохо. Вынесли в сени на свежий воздух.
То в одном углу, то в другом начинали громко выяснять отношения и пытались драться.
Ольга и в этой пьяной, безобразной хляби оставалась красивой. Распустила по плечам тяжелые волосы, засучила рукава кофты и, улыбаясь, ходила среди гостей, дурачилась. Ей вроде нравилась эта кутерьма. Когда она плясала, то так бессовестно и с таким искусством играла крупным телом своим, что у видавших виды молокососов деревенели от напряжения лица. Петр в такие минуты особенно жгуче любил ее и ненавидел.