Там, за гранью. Уолдо. Корпорация «Магия»
Шрифт:
– Встречайся с Уолдо.
– О'кей. Если от меня не будет никаких известий, пошлите мое выходное пособие в гостиницу Палмдейл в Майами. Буду лежать на пляже, четвертым справа.
Глисон позволил себе грустно улыбнуться.
– Если ты не получишь никакого результата, я буду пятым. Удачи.
– До встречи.
Когда Стивенс ушел, заговорил главный инженер по силовым установкам – впервые за время беседы.
– Если энергоснабжение городов нарушится, – мягко произнес он, – вы знаете, что случится со мной?
– Что? Станете шестым?
– Не совсем. Я буду первым,
– Но энергоснабжение городов не может быть нарушено. В вашем распоряжении столько аварийных линий и средств безопасности!
– Мы предполагали, что с приемниками де Калба тоже не может ничего случиться. А вспомните седьмой подуровень в Питсбурге, когда погас свет. Лучше об этом не думать.
Док Граймс спустился в наземный люк, ведущий к дому, взглянул на дисплей, и на душе у него потеплело – он заметил, что дома ждет кто-то из друзей, знающих его домашний код. Он тяжело спустился по ступеням, оберегая покалеченную ногу, и вошел в гостиную. Как только дверь распахнулась, ему навстречу поднялся Джеймс Стивенс.
– Привет, док.
– Привет, Джеймс. Налей себе выпить. А, ты уже. Тогда плесни и мне.
– Хорошо.
Пока Стивенс выполнял просьбу, Граймс выбрался из старомодного, чужеземного покроя защитного плаща и бросил его более-менее в направлении платяного шкафа. Плащ тяжело шлепнулся на пол, гораздо тяжелее, чем можно было предположить, несмотря на внушительные размеры.
Наклонившись, Граймс стянул с себя толстые защитные штаны, не менее массивные, чем плащ. Под ними оказалось обычное рабочее трико в черную и голубую полоску. Этот стиль был ему не очень к лицу. В глазах человека, неискушенного в вопросах общепринятой одежды, – скажем, прилетевшего с Антареса, – Граймс выглядел бы неуклюжим, даже уродливым. Он сильно смахивал на пожилого жирного жука.
Джеймс Стивенс на трико внимания не обратил, но с неодобрением взглянул на брошенную на пол одежду.
– Все таскаешь этот дурацкий панцирь, – заметил он.
– Конечно.
– Черт побери, док, ты испортишь себе здоровье. Это просто вредно.
– Без него будет еще хуже.
– Вздор! Я совершенно здоров, хоть и не ношу панциря за пределами лаборатории.
– А надо бы, – Граймс приблизился к сидевшему в кресле Стивенсу. – Положи ногу на ногу.
Стивенс повиновался. Граймс резко ударил ребром ладони пониже коленной чашечки. Рефлекторный рывок был едва заметен.
– Плохо дело, – сказал Граймс после того, как оттянул правое веко своего друга. – Ты в никудышной форме.
Стивенс поспешил переменить тему: – Со мной все в порядке. Давай поговорим о тебе.
– А что со мной?
– Понимаешь… Черт побери, док, ты портишь себе репутацию. О тебе уже поговаривают.
Граймс кивнул.
– Я знаю. «Бедный старик Гас Граймс. У него жучки в банке завелись». Не беспокойся о моей репутации. Я всегда шагал не в ногу. Какой у тебя индекс усталости?
– Не знаю. Да все в порядке.
– Неужели? Давай потягаемся. Я прижму твою ладонь два раза из трех.
Стивенс потер глаза.
– Не подкалывай меня, док. Я устал, знаю, но это только переутомление.
– Гм… Джеймс, ты, может быть, неплохой ядерный физик…
–
– …Инженер. Но в медицине ничего не понимаешь. Нельзя год за годом облучать человеческий организм всеми видами радиации и ожидать, что не будет никаких последствий. Человек к этому не приспособлен.
– Но в лаборатории я ношу панцирь. Ты же знаешь.
– Знаю. А вне лаборатории?
– Но… Послушай, док, мне неприятно это говорить, но все твои предпосылки никуда не годятся. Конечно, в наши дни уровень радиации изрядно повысился, но в целом ничего опасного нет. Все специалисты по коллоидной химии согласны…
– Что за вздор?!
– Но ты же должен признать, что биологическими системами занимается коллоидная химия.
– Я никому ничего не должен. Это не я, а они утверждают, что коллоиды служат основой для живой ткани. Но я уже сорок лет пытаюсь всем втолковать, что нельзя безнаказанно подвергать живую ткань жесткому излучению. С точки зрения эволюционной теории, человеческий организм привыкает и приспосабливается только к естественному солнечному излучению, и даже его он плохо переносит, несмотря на плотный ионный слой. А без этого слоя… Ты когда-нибудь слышал о лучевой болезни типа X?
– Конечно, нет.
– Ну да, ты слишком молод для этого. А вот я видел. Еще студентом присутствовал при вскрытии одного такого больного. Парень вернулся из экспедиции на Венеру. Мы насчитали на нем четыреста тридцать восемь опухолей и сбились со счета.
– Тип X теперь научились лечить.
– Конечно. Но это было предупреждение. Вы, молодые гении, способны в своих лабораториях создавать такие вещи, с которыми мы, медики, не можем сразу справиться. Мы постоянно отстаем, мы обречены на отставание и обычно узнаем о случившемся, когда поправить уже ничего нельзя. Вы недосягаемы.
Он грузно сел и внезапно показался таким же усталым и изможденным, как и его младший друг.
Стивенс испытывал то смущение, какое обычно чувствуют, когда лучший друг влюбляется в совершенно недостойную его девицу. Он пытался найти слова, которые не были бы неуместными, но не смог и переменил тему разговора.
– Док, я пришел сюда по двум причинам.
– По каким же?
– Во-первых, отпуск. Я очень устал, слишком много работал, поэтому отпуск мне необходим. А вторая причина заключается в твоем питомце, Уолдо.
– Уолдо?
– Да, Уолдо Фартингвэйт-Джонс, да помилует Господь его упрямое злопамятное сердце.
– Но почему Уолдо? У тебя что, неожиданно прорезался интерес к myasthenia gravis [1] ?
– Нет, меня не интересуют его болезни. У него может быть сыпь, перхоть, недержание мочи, мне все равно. Я даже буду рад. То, в чем я нуждаюсь, – это его мозги.
– И что же?
– Мне нужна помощь. Уолдо не помогает людям, он их использует. Ты единственный, с кем у него нормальные отношения.
1
Букв. «гравитационная миастения». Миастения – хроническая болезнь, главным признаком которой является быстрая утомляемость мышц (лат.).