Там, за рекой
Шрифт:
Спал медведь немного, но крепко. И Хобик совсем успокоился. Друг рядом. Крикни — и придёт на помощь. Ведь у него больше не было приёмной матери. Он ощущал себя сиротой.
Весь второй день они с Лобиком провели вместе. Не отходили друг от друга.
И третий день тоже.
А куда податься одиноким?
После короткого отдыха у себя дома Саше вновь предстояла дальняя рекогносцировка с зоологом Котенко в район самого густого скопления оленей, косуль и серн.
— Архыз останется с тобой, — сказал он матери, и Елена
Приехал Котенко. Поговорив с хозяйкой, зоолог пошёл повидать овчара. Унылый, притихший, лежал Архыз в конуре, не в силах переносить стука кованых копыт за воротами, звона стремян, голосов собирающихся — всю эту приятную для уха симфонию дальних странствий, которая будоражила кровь и заставляла повизгивать от предвкушения свободы и вольного бега.
— Что нам с тобой делать? — задумчиво сказал зоолог. — Закон нарушать нельзя, в заповедник тебя мы не возьмём. Но в горы… Слушай, Александр, а не забросить ли его к твоему тёзке, к Сергеичу, на приют? До границы заповедника там рукой подать, если будет в нем надобность, заберём. А на приюте ему вольнее. Все-таки движение, свобода. Как ты?
— Я — за! Горы — родная стихия овчара.
— Тогда решено.
Архыз догадывался, что речь идёт о его судьбе. Он вылез из конуры, нервно зевал и потягивался.
— Давай, Александр, бери на поводок и тронемся. Время — деньги, как любил говорить один умный часовых дел мастер. Иван, — крикнул он через забор, — у тебя все готово?
— Три минуты, Ростислав Андреевич, — раздался голос Лысенко.
— Он с нами? — спросил Саша.
— До приюта. — Котенко помялся, но не выдержал: — Ты знаешь, я договорился с главным лесничим — возьмём Ивана лесником. На твой обход.
— А я? — удивился Саша.
— Пойдёшь ко мне в отдел, как решили раньше. Сдашь вступительный экзамен в университет — и считай себя младшим научным сотрудником. Тема для серьёзной работы у тебя уже наметилась.
— Я сперва подумал, что вы шутите, — нерешительно сказал Саша.
— Название для темы только не пришло в голову. — Котенко сбил шляпу на затылок и посмотрел в небо. — Ну, скажем, так: «К вопросу о влиянии направленного воспитания молодняка дикого зверя на последующие взаимоотношения»…
Саша засмеялся. Зоолог сокрушённо покачал головой.
— Да, не очень, — самокритично сказал он. — Это «влияние воспитания» или «последующие взаимоотношения»… Впрочем, не в названии дело. Была бы суть, изюминка, как любят выражаться заправские ораторы.
— Где мы увидим её, эту суть, если без Архыза?
— Все готово, Андреевич! — крикнул с улицы Лысенко. — Можно ехать.
За посёлком Саша спустил овчара. Ошалело бегал он по обеим сторонам дороги, спускался к реке, обгонял лошадей, даже за стрекозами гонялся — так велика была радость, что снова в горах и свободен.
— Как маленький, — улыбнулся Котенко. — И куда все волчье в нем исчезло!
Зоолог сидел на сером мерине грузно и весомо. Полные сумы растопырились позади седла, ноги в укороченных стременах согнулись под
Караван миновал кладку через Белую. Лысенко оглянулся и поймал взгляд Саши. Хлопцы переглянулись. С этого мостика все и началось…
Архыз вертелся около Сашиной лошади, закидывал морду, не обращая внимания на кобылу, хищно прижавшую уши, все искал Сашины глаза. Спрашивал: можно ли?
— Давай беги, — разрешил Молчанов, и Архыз исчез за поворотом.
Не пришёл он, когда сделали короткий привал в буковом лесу, около старых балаганов. Не показался и к ночи у костра уже на границе лугов. И утром его не видели, хотя уже пошли на второй перевал, где высота за две тысячи метров.
— Разрешил на свою голову, — бурчал Котенко и нет-нет да и осматривал окрестность в сильный полевой бинокль.
Пустой, незаселённый рай. С началом туристского сезона в этих местах дикого зверя почти не остаётся, уходят в резерват, где их никто не пугает. Лишь изредка в буковом лесу можно заметить тощих кабанов или спугнуть старого, одинокого медведя.
Уже далеко за обед они прошли осыпь и почти сразу на взгорье увидели сизый дымок. Постройки приюта скрывались за берёзами. Кони пошли веселей.
От балагана раздался короткий собачий лай. Не злой, даже не строгий, а скорее предупредительный, такой вежливый лай.
— Вот тебе раз, — сказал Котенко. — Мы Архыза ведём, а на приюте уже своя собачка. Сергеич сообразил, что нынешний сезон не в черте заповедника живёт. Завёл хозяйство.
На приюте толпился молодой народ. Знакомая фигура в спортивных брюках стояла у балагана, Таня… Ладошкой отбросила она волосы со лба, Иван и Ростислав Андреевич разом обернулись к Саше. Он глядел куда-то вбок, лицо было отрешённым и серьёзным.
— Не думал я, само собой, видеть вас так скоро, — с напускной суровостью встретил их Александр Сергеевич. — Гляди-ка, Татьяна, да ведь это сам молодой Молчанов с начальством! Ну, здорово, Андреевич, с прибытием тебя, Александр. Во, и Лысенко тут как тут! Иль ещё кого ловить надумали?
— Нарушители завелись у тебя на приюте, — в тон ему ответил Котенко. — Собак напривозили к самой границе заповедника. Кто облаивал нас?
— А это Татьянина причуда. Привела мне свою симпатию, вон она у порога возлежит, даже не поднялась. Само собой, барыня. Сырого мяса не потребляет, подавай ей вареного, воды тоже дай кипячёной…
— Будет вам, Сергеич, придумывать, — со смехом сказала Таня.
Она поздоровалась и тихо стала в стороне, посматривая на Сашу. Его настроение передалось и ей. Как сказать Саше, раз уж встретились? И возможно ли понять это, если и сама она ещё не вполне поняла случившееся? Появился Виталик — и все забыла. И многолетнюю Сашину дружбу, и свою, ещё девчоночью, привязанность к нему. А теперь ничего нельзя изменить.