Там, за рекой
Шрифт:
– Ну или палка, – вдруг засмеялась Наташа.
– Какая палка?
– Из тетриса. Ты же сам сказал, что события валятся сверху, просто как фигурки в тетрисе. Помнишь, ты их всегда укладываешь и оставляешь один узкий проход, для длинной палки. Она выпадает, и все сразу становится гораздо проще. Нам реально нужна палка.
Я засмеялся.
– Если увижу, что такая штука валится с небес, то обязательно скажу. Да и вообще, я подумал, может быть, это я перепсиховал, а машина стоит чуть выше по реке? Я плыл, лодку сносило, вот и оказалось
– Кирилл, ты сам-то в это веришь?
– Не очень. Но иначе придется признать, что я попал в какую-то абсолютно невозможную ситуацию. А это совсем глупо. Может, завтра встанем с утра – и чары развеются.
– С чего бы это?
– Ну должна же ситуация пойти на улучшение. Как иначе?
Наташа улыбнулась:
– И что – правда, семья есть?
– Ага. Жена, сын и дочь. Старший в школу пошел, младшую еще в сад вожу. А к чему спрашиваешь-то?
– Ты как женатый мужчина против не будешь, если я к тебе лягу? Мне кажется, что я от холода скоро просто сдохну.
– Ложись. И семья не против будет, я и сам жутко замерз. Только чур не приставать, мне в Бельдяжки нельзя, я женат.
Наташа пересела поближе, плотно прижалась, я обнял ее, и стало теплее.
– Про «не приставать» – это моя фраза. И вообще, в Бельдяжки ему нельзя, а в Старый Плёс поехал.
Может, она говорила что-то еще, но я уже не слышал, провалившись в такой нужный мне сейчас сон с надеждой на завтрашнее улучшение.
Глава 9
Я проснулся от очень болезненного ощущения: казалось, что кто-то ударил меня, причем изнутри. Я открыл глаза и понял, что надо мной звонит, раскачиваясь, колокол. Никого рядом не было, колокол звонил сам по себе низким, надтреснутым басом. Один удар, второй, третий.
И снова тишина. Колокол остановился. Он по-прежнему медленно раскачивался, но ничего не было слышно. Ужасно болела спина, привыкшая спать в нормальной кровати, а не скрючившись на колокольне. Что-то больно кольнуло в левой руке. Я посмотрел на нее и понял, что это Наташа вцепилась в нее ногтями. Сама она неотрывно смотрела на уже почти остановившийся колокол.
– Кирилл, вот что это было-то, на хрен?
Как мог, я попытался утешить ее:
– Ветер, наверное. Раскачал колокол, он и зазвонил. Ты даже не представляешь, как все звери в округе испугались. Наверняка они уже убегают отсюда с огромной скоростью. Хотя если это религиозные животные, то, может, и наоборот, мчат в нашу сторону.
Наташа криво усмехнулась:
– Как ты думаешь, а бобры верующие?
Я уже приготовился шутить, как вдруг услышал еще один звук, заставивший меня замереть на месте. Внутри от страха все свело, я не мог даже договорить начатую фразу, я сидел, слушал и ничего не мог сделать. Ошибки не было – где-то там, внизу, кто-то пел.
Наташа тоже услышала и дернулась.
– Ты слышишь?..
Я прервал ее на полуслове
Я убрал руку от Наташиного рта и попытался привстать, чтобы посмотреть, кто там поет.
– Только не вздумай слезать и проверять, кто это воет, – зашептала она.
Я присел на колени и попытался аккуратно выглянуть на улицу и рассмотреть поющих.
– Естественно. Что я, дебил?
Мы перешептывались, хотя вряд ли нас могли услышать поющие. Я осторожно посмотрел и увидел целую процессию с факелами. Людей не разобрать, видно лишь множество оранжевых огоньков и дым от них. Наверное, именно их запах я и принял за битумный.
Крыша закрывала мне часть здания, но видно было хорошо, что толпа выходила прямо из церкви, на колокольне которой мы укрылись. Судя по огонькам факелов, шли человек тридцать-сорок. Впереди растянувшейся по площади процессии были видны две группы, которые, судя по всему, что-то несли. Ночь и дрожащее пламя факелов мешали рассмотреть, что именно.
– Да это же похороны, – раздался Наташин шепот у меня над ухом. – Странные какие-то. Смотри, там женщины в каких-то странных головных уборах, похожих на старинные. И немного мужчин.
Судя по всему, зрение у Наташи было получше моего. Я повернул голову и увидел, что она тоже не выдержала и села наблюдать рядом со мной. Черт его знает, обернись кто из толпы – увидели бы они наши головы на колокольне или нет? Хотя рядом был факел, и глаза к темноте не привыкли, так что вряд ли они смогли бы нас заметить. Глухо щелкнули двери церкви – похоже, их закрыли после того, как оттуда вышли последние прихожане.
Я постарался еще раз прикинуть количество идущих. Много больше, чем я насчитал в первый раз, – человек шестьдесят. Последние только вышли, а первые группы вот-вот повернут в сторону пристани. С моим зрением было не разглядеть, что они там несут. Слышно было только пение, больше похожее на плач, то ли на непонятном языке, а может, просто очень неразборчивое.
– Наташ, ну какие похороны ночью, всегда же днем хоронят?
В ответ раздался возмущенный шепот:
– А то, что они сидели, закрывшись в церкви, тебя вообще не напрягает? При чем тут день или ночь? Это вообще хрень какая-то.
Я не нашел, что ответить. Еще буквально пять минут – и процессия скрылась за поворотом, а в воздухе растаяли последние куплеты этой длинной и непонятной песни.
К утру я уже был совсем никакой. Стоит ли говорить, что заснуть толком не получалось, все время что-то мерещилось, слышалось, и я вскакивал всю ночь, как ванька-встанька, пытаясь вслушиваться и всматриваться в тишину. У Наташи психика оказалась покрепче моей, и она уснула минут через двадцать после жуткого факельного шествия.