Тамада. Исповедь с микрофоном
Шрифт:
Иштван вернулся в плацкартное купе. Макс презентовал сюрприз – домашнюю настойку на клюкве, заботливо приготовленная тестем в прошлом месяце. Парни накапали по стопочке, и, чокнувшись, опрокинули содержимое. За будущий успех мероприятия. Иштвана чуть трусило от первого его в жизни командировочного выезда, и так кстати, что сладостная теплота настойки быстро обволокла его организм. Парни повторили еще по пятьдесят. Вспомнились случаи из жизни, с которыми непременно хотелось поделиться. С каждой новой рюмкой истории становились все смешнее и красочнее, а женщины в них – буквально раскрепощенные горячие нимфы. Допив бутылку, душа просила добавки, но как резонно заметили парни – завтра ответственный день, лучше хорошенько выспаться. Тем более, что поезд прибывает ночью и когда там они заселятся в гостиницу – непонятно. На том и разошлись.
– Поезд прибывает к станции Снегири через
Проводница рапортовала привычный текст, вызубренный за годы работы до состояния личного отвращения. Иштван подскочил с кровати, растормошил ди-джея и одеваясь на скорую руку, побежал в тамбур, напяливая по пути второй ботинок. Крайне вредная привычка, которую парень никак не мог бросить – первая утренняя сигарета. Все вместе взятые блага мира и близко не смогут сравниться с затяжкой никотина после сна. Сладостная, чуть дурманящая голову, зараза. Если люди, дымящие от случая к случаю, могут противостоять пагубной традиции утра, то ведущий не был способен сопротивляться. Вообще. Лютая стужа, адовая жара и прочие катаклизмы не могли притупить желание позавтракать дымом. Так же, как и в тот день, когда его любимая пассия назло скурила последнюю сигарету, и парню пришлось топать четыре километра до магазина. Злым и нервным.
Поезд подъезжал к поселку. Снегири – типичное провинциальное поселение, коих в России великое множество. В советское время градообразующим предприятием, обеспечивающим население работой, служил кирпичный завод. Работая на полную мощность, он обеспечивал строительными материалами весь Дальний Восток и экспортировал продукцию ближайшим соседям – Китаю и Индии. Затем произошел развал страны. Если после смены власти завод еще как-то просуществовал несколько лет, то дефолт девяносто восьмого года окончательно уничтожил производство. Закрытие предприятия спровоцировало массовый отток населения на более благоприятные территории, а те, кто остался, приживались к новым условиям. Благо, богатая экосистема тайги, рек и горных хребтов не давали людям умереть от голода. Сначала занимались собирательством – на территории произрастает большое количество редких ягод, грибов, папоротника и женьшеня. Корни последнего высоко ценятся своими удивительными целебными свойствами, используемые преимущественно в восточной народной медицине. Затем сельчане перешли на ловлю осетровых рыб для последующей продажи черной и красной икры. Естественно, никакой документации и гарантийных талонов качества. Апофеозом переориентации местного населения стала охота на медведей. Опасная профессия бывших каменщиков, милиционеров и председателей колхозов хорошо оплачивалась, ведь за медвежий жир, когти, мясо и шкуру отдавали баснословные деньги на черном рынке. Основными бизнес партнерами для снегирей – так в шутку называли местных экспортеров природного богатства, остались китайцы. Бизнесмены из поднебесной скупали весь нелегальный товар, щедро выплачивая авансы и премии. С тех пор в поселке началась новая жизнь. Сытая, ленивая и сезонная. Люди существовали сами по себе, независимо от государственных реформ, организовав внутри поселка местное самоуправление, более похожее на общину. Этакий вариант княжества Монако с королем Валерой из суровых таежных территорий.
– Хватай колонку и усилитель. Скомандовал Макс, закинув на себя оставшуюся аппаратуру. В тамбуре стояла очередь из сходивших на станции людей, затрудняя парням выход. За полторы минуты требовалось вынести багаж, себя и мозги проводнице, подгонявшей нерадивых пассажиров. Прозвучал пшик электропневматических тормозов и поезд окончательно остановился. Вагоновожатая отворила железную дверь и спустила лестницу на перрон. Началась эвакуация. Пассажиры спрыгивали вниз на край платформы, минуя ступеньки лестницы, а оставшиеся в тамбуре – выбрасывали сумки из поезда. Со стороны могло показаться, что в поселок прибыла группа быстрого реагирования в полном боевом обмундировании – с задачей захватить перрон. Парни поступили так же. Макс спустился с вагона, забросил сумку ноутбука через левое плечо и стал готовиться принимать аппаратуру. Послышался сигнал от машиниста – поезд начинает движение. Нужно ускоряться. Иштван взгромоздил колонку на грудь, будто пауэрлифтер, желающий поднять очередной камень на вершину постамента и приготовившись – бросил ее из движущегося вагона. Так же поступил со второй колонкой. Затем настал черед усилителя звука, стоек и сумки с проводами. Диджей еле поспевал за вагоном, принимая багаж на ходу – как волк ловил яйца, но тут же бросал на землю. Когда Иштван последним выпрыгнул из поезда, локомотив набрал приличную скорость, оставив ведущего в километре от
Отряхнувшись от привокзальной пыли, парни собрали оборудование в центре перрона. Прибывшие пассажиры рассаживались по автомобилям встречающих их друзей и родственников, скрываясь в ночной тиши. Остальные с интересом наблюдали за чужеземцами с большими черными коробками непонятного происхождения – парни явно выделялись среди местного колорита. Возле перрона компания молодых людей шумно отмечали в зеленой беседке, наверное, окончание рабочей недели. Или любой другой сельский повод. Из жигулей вопил выкрученный до максимума Нурминский под аккомпанементы криков и свиста, возле – покорно ворковали дамы с детскими колясками, употреблявшие пивчик по-македонски – с двух рук одновременно. А те дети, что постарше, отпугивали местных собак от мангала, швыряясь в них камнями с дороги. Вот такая вот, мама, папа, я – спортивная семья.
– Эй, Денис. Как добрались?
Откуда-то из темноты, появился щупленький мужчина лет тридцати в германке и потертых кроссовках. Германкой называли модный в конце девяностых годов спортивный костюм адидас с триколором Германии. Черная, красная и желтая боковые полосы на груди белоснежной олимпийки и черные вытянутые штаны. Писк моды, комфорта и пацанской мечты. Ведущий не мог поверить своим глазам – спец одежда школьных гопников дожила до наших дней. И все так же отвратительно выглядит. Поверх костюма на мужчине красовалась рыжая золотая цепь, размером с большой палец.
– Меня зовут Иштван – я ведущий свадьбы. Денис – мой начальник, должен был предупредить, что приедем именно мы.
– Мне ничего не сообщали, но может невеста в курсе.
Неловкая ситуация. Денис, как всегда, позабыл предупредить клиентов об изменениях, видимо, загруженный поиском новой прибыли. Но ведь главное, что парни приехали. И неважно кто и как называется. Мужчина переспросил:
– Так как ты говоришь, тебя зовут?
– Иштван. Ударение на первую букву.
– Еврей?
– Нет. Венгр.
Отшутился ведущий, но мужчина не оценил. Он внимательно, с особым недоверием разглядывал приезжих гостей. Затем, закинув крошки зеленого насвая из смеси табака и гашеной извести под нижнюю губу, произнес:
– Ладно, будем знакомы, венгр. Валентин – жених. Следуйте за мной.
Валентин перелез через периллу перрона и так же стремительно исчез во мраке, как и появился. Парни побрели к ступенькам, волоча музыкальный скарб за собой и, заметив темный джип ниссан террано, мигающий ближним светом – последовали к нему. Их встретил еще один спортсмен, но уже в олимпийке голубого цвета, любезно предоставив открытый багажник для погрузки вещей. Никто даже и не подумал предложить парням помощь. Но да ладно, не сахарные. В тот же момент, компания в беседке дошла до кондиции, задаваясь вечными вопросами – ты меня уважаешь или самый дерзкий что ли? Побрякивая пустыми бутылками, молодые люди с чувством, с толком, с расстановкой, принялись мутузить друг друга в лица. Кто стал катализатором агрессии разобрать было сложно, ведь участвовали в драке от мало до велика. Семейная агрессия, месиво. Весело.
До центра поселка ехали минут двадцать по объездной дороге. Жених сидел на пассажирском кресле, переключая каналы радио и пытаясь найти свободную от рекламы волну. Не представившийся водитель угрюмо вглядывался в черноту дороги, изредка бросая косяка на приезжих гостей через зеркало заднего вида. Никаких задушевных разговоров или восторженных обсуждений предстоящей свадьбы. Ничего. Звенящая, напрягающая тишина. Иштван попытался разбавить обстановку вопросом о количестве гостей, но получил лишь отмашку. Парни переглянулись. Волнение, так быстро забытое после клюквенной настойки в поезде, накапливалось с новой силой. Какого черта они молчат? И куда нас везут? Что происходит?
Водитель остановился на перекрестке единственной улицы с редкими двухэтажными постройками из желтого камня и убедившись в отсутствии встречных автомобилей, коих не виделось за время пути, обратился к Валентину:
– Едем к Бурому?
Получив утвердительный ответ, водитель вывернул рулевую колонку. Ведущий еще сильнее напрягся, рисуя жуткие картины в своей голове. Сейчас, два мордоворота отвезут их в лес, где заставят молить о пощаде. Среди покосившихся сосен накажут рыть собственные могилы под чутким руководством огнестрельного дула. Макса застрелят первым, а ведущего будут мучительно пытать, выбивая нужную информацию. Вот только не ясно, какими знаниями обладают парни, которые нельзя произнести без физического насилия и прочего глумления над личностью? Да и брать с них абсолютно нечего – вряд ли комплект аппаратуры да классический костюм ценнее двух загубленных человеческих жизней.