Тамбовский волк
Шрифт:
— А на самом деле?
— Тот, кто начинает войну, уверен в победе, иначе для чего ее начинать?
— Крафт уверен?
— Да.
— И участь Бизона решена?
— Нет.
— Слушай, Крестный, все эти заморочки мне уже осточертели! Объясни просто, чтобы я понял. Будет, как в шахматах, ничья?
— В шахматах нет родственников: сватьев, братьев. Это интеллектуальная игра. А Крафту, чтобы свалить Бизона, нужны личные мотивы. Ему нужно найти его слабое, уязвимое место. И судя по этой заметке,
— А я, как болванка, оказался между молотом и наковальней?..
— Поднимайся выше, чтобы самому стать молотом.
— А по-моему, уже все — финиш. Меня могут заложить в любую минуту: Крафт — как исполнителя заказных убийств, Бизон — как Тамбовского Волка.
— Но ни тот, ни другой этого не сделают,
— Почему?!
— Потому что в колоде четыре туза.
— И что же может сделать этот таинственный четвертый туз?
— Напрасно ты ухмыляешься. Он может нарушить свой нейтралитет и встать на чью-либо сторону… У него тоже есть армия.
— Почему же он не встает?
— А мы с этого начали разговор. Рано. Слишком рано.
— Ты знаешь его?
— Да.
— Кто он?
— А вот об этом знать тебе пока незачем. Придет время становиться молотом — узнаешь. Поэтому выкинь эмиграцию из головы. Ты нужен здесь, в своей стране.
— И последнее… Ты знаешь что-нибудь о фейерверке, которого боится Крафт?
— Боялся. Ситуация изменилась, и фейерверка уже не будет, по крайней мере, в ближайшие два года.
— Значит, «Синдикату» конец?
— Нет. Возможно, сменят название, но суть останется. Как дома?
— Все хорошо…
— Олежка доволен?
— В Америку хочет!
— Аппетит у него неплохой! Чуть не сказал: "Передавай своим привет…"
— Теперь, наверное, уже можно?
— Почему?
— Ты же со всеми уже перезнакомился.
— Рано, Крестник, рано. Но будет еще и на нашей улице наш семейным праздник! Вот еще что… У тебя в сценарии, в сцене похорон Пинта, принимает участие Веста…
— Она же сотрудница «Центра»! Мне кажется, это будет символично: старое умирает, новое — нарождается. Тем более, что режиссер, по-моему, лепит из нее образ современной Девы Марии в манере крупнейшего художника Ван Дейка.
— Тем более. Не надо Деве Марии присутствовать на похоронах… Чьих бы то ни было…
— Я подумаю…
— Подумай. Успокоил я тебя хоть немного?
— Немного — да.
В следующем номере газетенки был помещен снимок убитого мужчины. Труп лежал между гаражами. Под снимком была напечатана одна фраза о том, что убитый — автор статьи о группе «СС». И больше никакой информации, объясняющей, где, кем, и когда было совершено убийство.
Принц обратил внимание на
Над снимком, в обведенной красной рамочке, было вновь напечатано сообщение:
"Из достоверных источников стало известно, что киноохранная корпорация «Центр» планирует поразить зрителей новшеством: жена главного героя будет в буквальном смысле рожать… прямо на съемочной площадке во время съемок эпизода, завершающего фильм. Такого откровения кинематографический мир еще не знал!"
Старицкий вымарал из сценария присутствие Девы Марии в последнем эпизоде. Режиссер, узнав об этом, попросил у главного аудиенции.
— Это кощунство! Вы режете меня без ножа! Весь финал полетел в тартарары! Все предыдущие эпизоды подготавливали последний финальный эпизод! И вы одним росчерком пера порешили все! Для чего же теперь отснятые фрески Печерского монастыря? Раньше, перед великими сражениями, выносили иконы и благословляли ими на ратный подвиг, вспомните хотя бы Владимирскую Богоматерь! А жены воинов? Да они ради победы готовы были рожать новых ратников прямо на поле брани!
— Так это вы — "достоверный источник"?
Принц показал Клювикову заметку. Тот ее прочитал и, сморщившись, сказал:
— Фу! Какая дикость!..
— И я это так расценил.
— За что его?
— Вы о чем?
— О фотографии!
— Вы эту заметку прочли?
— Прочел. Но при чем тут этот снимок?
— Я не о нем с вами говорю.
— А я о нем! Посмотрите! Они объединили эти два сообщения. Фраза под снимком и заметка набраны одним и тем же шрифтом. А вся остальная информация другим! Я думаю, вам надо подать на них в суд!
— За шрифт?
— Да! Они сообщают о родах а ниже показывают злодейское убийство. Неужели вы не видите между ними связи?
— Это недоказуемо.
— Так вы из-за этой заметки…
— И из-за нее тоже.
— Жаль что вы поддались на провокацию. Они этого и добивались. Как мужа я могу вас понять, но как генерального — нет. Вы ослабите эмоциональное воздействие фильма. А значит, и рекламной цели не достигнете.
— Я женой торговать не собираюсь.
— Не ловите меня на слове. Ну и что теперь нам делать?
— Вернуться к первоначальному замыслу.
— Какому?
— Воевать должны мужчины.
— Вы недооцениваете состав зрительской аудитории!
— Не волнуйтесь. До матриархата нам еще далеко. А те зрители, в чьей компетенции принимать решение, посмотрев наш фильм, будут оценивать наше умение охранять, а не рожать…
Расстроенный режиссер, ничего не добившись, ушел.
Отснятого материала набралось уже на целых два часа. А Принц твердо решил, что час — максимальное время для такой картины.