Тамплеры Пролетариата
Шрифт:
"И как слоны перед тем, как умереть в пустыне, бросают в небо отчаянный взгляд, в безнадежности вытягивая хобот и расслабляя инертные уши, так и псы расслабляют свои инертные уши (анатомическая точность — А.Д.), поднимают головы, вытягивают шеи и…"
Что они сейчас начнут делать?
"… и принимаются лаять один за другим…"
Дальше следует серия метафор их лая, которая может служить парадигмой для описания неописуемого.
"принимаются лаять один за другим как ребенок, орущий
Этот метафорический ряд ставит нас в особое отношение к звуковому восприятию: нежный женский голос и вопли кошки с разорванными внутренностями или хрипы умирающего выстраиваются в одну линию лишь у существа, обладающего предельного иной психической конституцией, нежели обычная нервно-эмоциональная система человека. Даже неразумные младенцы дифференцируют позитивный и негативный звуковые ряды — несмотря на все культурные или этнические особенности. Это значит, что автор пребывает в мире потусторонних псов, где царствуют иные законы и иные соответствия. Как лают псы, теперь понятно. (Понятно?) На что они лают?
"на звезды севера, звезды востока, звезды юга, звезды запада;"
Обратите внимание на последовательность упоминания сторон света — вначале север, потом восток, потом юг, потом запад. Крест ориентаций соответствует полярному, годовому движению солнца, против часовой стрелки. Это знак левосторонней свастики.
"на луну, на горы, похожие издалека на вздыбленные скалы, торчащие в темноте;"
(Беспрецедентно авангардно сравнение горы со скалой!)
"на холодный воздух, который они вдыхают полными легкими и который делает их ноздри пылающими и красными; на тишину ночи; на сов, чей косой полет срезает им кончики носов и в чьих клювах трепыхается лягушка или мышь (живая пища и столь приятная для птенцов); на кроликов, появляющихся и исчезающих в мгновение ока; на преступника, который спешно скачет на своей лошади, совершив преступление; на змей, которые шевелят папортники, заставляя собачьи шкуры дрожать, а собачьи зубы скрипеть; на свой собственный лай, который пугает их самих;"
Это очень важная деталь: собаки лают на лай, воют на вой, пугаются страха, сходят с ума от безумия. В мире абсолютной агрессии Лотреамона нет начальной точки, которая в результате литературного процесса диалектически отрицалась бы в дальнейшем. В этом его сущностное, радикальное отличие от сюрреалистов, которые начинали с нормы и двигались к безумию. Лотреамон начинает с безумия и движется внутрь него. Это особая диалектика, доступная лишь псам. Которые лают "на жаб, которых они перекусывают одним движением челюстей (зачем так далеко удаляться от болота?);"
Примечание Лотреамона, помещенное в скобках, свидетельствует о его снисходительности и заботе о легкомысленных читателях, заходящих в поисках смысла слишком далеко (от болота).
"на деревья, чьи едва
Снова прямое указание на эмерджентность псов, возникших ниоткуда и очутившихся в полном уме и психическом равновесии в мире, пронизанном безумием и необъяснимостью предметов.
"на пауков, зависших на их огромных лапах или лезущих на деревья, ища спасения;"
Скорее всего, пауки успели свить себе паутину между собачьих лап за то время, пока они пристально взирали на деревья, пытаясь их понять.
Видимо, это длилось довольно долго. Может быть, несколько дней.
"на ворон, так и не нашедших за весь день добычи и возвращающихся в гнездо с усталыми крыльями; на прибрежные скалы; на огни, мерцающие на мачтах невидимых кораблей; на гулкий стук волн; на огромных рыб, которые плавая, показывают свои черные спины, а потом бросаются в бездну, и на человека, который сделал их рабами".
Описание лая окончено. Подобно магнитной стрелке, агрессивное безумие псов проходило по секторам делириумного пейзажа, выхватывая из небытия или привычного воспаленные куски реальности. Пустота и наполняющие ее мириады существ были исследованы внимательным взглядом сошедших с ума животных, пока он не остановился на предельной точке: "на человеке, который сделал их рабами". Здесь кристальное выражение метафизической мизантропии, человеконенавистничества, являющегося центральной линией в послании Лотреамона. Человек есть обертка бреда. Внутри и вовне его клокочет метафизический ад, полный невнятных намеков и режущего страха. Но человек — поработитель псов — нашел способ закрыться, убежать от вопля реальности. Он возомнил себя в безопасности. Он карикатуризировал мысль, жизнь, дух, смерть.
Мальдорор неоднократно грозился, что это ему так даром не пройдет. Рано или поздно псы восстанут. Чуть ниже и в этом фрагменте начинают явственно звучать угрожающе гомицидальные ноты.
"Потом они снова несутся по полям, перепрыгивая на окровавленных лапах через канавы, тропинки, через пашню, кучи травы и торчащие булыжники. Создается впечатление, что они впали в бешенство и ищут гигантский водоем, чтобы утолить свою жажду. Несчастный запоздалый путник! Друзья кладбищ набрасываются на него, раздирают на куски и тут же пожирают, брызгая кровавой слюной, так как зубы у них как раз для этой цели. Дикие звери, не осмеливаясь приблизиться, чтобы поучаствовать в поедании человеческого мяса, пускаются бежать куда подальше, пока не скроются из виду, дрожа."
Этот хрестоматийный пассаж живописует, что станет с человеком и с человечеством, если они немедленно не изменят своего отношения к псам (к псам Лотреамона; все уже поняли, что речь идет о чем-то совершенно ином, нежели "домашние животные", известные как собаки). "Проходит несколько часов, и псы, вконец обессилившие от бесцельного бега, с высунутыми языками, бросаются друг на друга, и не понимания, что они делают, рвут друг друга в клочья на тысячу кусков с неимоверной скоростью."