Танцуй со мной
Шрифт:
У нее кружилась голова.
— Ты смеешься надо мной, — пожаловалась она.
— Я гораздо больше склонен посмеяться над собой. — Голос звучал откуда-то издалека. — Ты колдунья, Золушка. И я опасаюсь, что твои чары могут оказаться смертельными.
Алексис не поняла. Она упала на подушки в кружевных наволочках и сказала:
— Я чувствую себя очень странно.
— Я знаю. Смеется он или нет?
— Не оставляй меня, — попросила Алексис, охваченная внезапным страхом. Он замер. — Пожалуйста.
Она
— Нет, я не оставлю тебя. — Но голос звучал мрачно.
Она не могла открыть глаза.
— Обещаешь?
— Обещаю, — сказал он. — Наверное, я тоже сошел с ума. Но я обещаю. Попробуй заснуть. Пожалуйста.
Алексис тихонько вздохнула. Рука, судорожно сжимавшая его руку, чуть расслабилась.
— Помни же, ты обещал. Видишь, я слушаюсь, — пробормотала она, погружаясь в глубокий сон.
Последнее, что врезалось в ее память, была его клятва. А потом она заснула.
Утром она, конечно, все вспомнила, и смущение, испытанное в прошлый раз, померкло.
— Страсти, да и только, — сказала Алексис, садясь и прижимая ладони к пылающим щекам.
На ней было белье и шелковый халат, который Майкл, должно быть, нашел в шкафу. Кроме того, он уложил ее под простыню. Она осмотрелась, но не нашла следов того, чтобы он делил с ней постель.
Она встала и покачнулась. Язык был как наждачная бумага, и вчерашнее ощущение зыбкости не вполне прошло, но теперь оно не казалось приятным. Алексис громко застонала.
Никто не отозвался, но проникающий из-под двери запах кофе свидетельствовал, что рядом кто-то есть, и этот «кто-то» уже приготовил завтрак.
Она затянула поясок халата и осторожно спустилась по винтовой лестнице.
Если она надеялась увидеть Консуэлло или какую-нибудь из ее кузин, то ее ждало разочарование. Единственный, кто там был, — это Майкл Слейн, чересчур сосредоточенно колдующий над кофейником. Причем даже за таким невинным занятием он выглядел опасным и слегка беспутным.
Он успел порыться в гардеробе. Алексис не помнила, кому изначально принадлежала клетчатая рубашка, но грудь и плечи настоящего хозяина были гораздо уже, чем у Майкла.
Он обернулся. Взгляд был оценивающий. Но вслух он только сказал:
— Доброе утро! Алексис передернуло.
— Доброе ли? Он поднял бровь.
— После кофе и душа — будет.
Она рухнула на стул у стола, уронив голову на руки.
— Я сейчас умру.
— Это похмелье, — пояснил он без сочувствия. Она возмущенно вскинулась.
— У тебя, наверное, богатый опыт. Майкл окинул ее холодным взглядом.
— Ага. Но это не смертельно, — сообщил он. — Просто организм обезвожен. Выпей воды. — Он толкнул
Она отвернула крышку, поморщившись от звука выходящего газа. Майкл рассмеялся. Она налила и выпила, не обращая на него внимания.
Странно, но он был прав. Головокружение и тошнота тут же исчезли.
— Слава Богу, — сказала она с чувством.
— Яичница с ветчиной и пинта (Примерно пол-литра) черного кофе — вот что тебе сейчас нужно.
Алексис посмотрела на него с ненавистью. Он побрился и, очевидно, принял душ, потому что волосы еще были мокрыми. Свеж, бодр и готов к подвигам.
— Что мне сейчас нужно, — горько сказала она, — это вернуть обратно последние три дня. Или хотя бы последние двенадцать часов. И не прикасаться к этому вину.
Он выключил кофеварку и налил кофе в глиняные кружки.
— Мне и то показалось, что ты многовато пьешь. Две трудные ночи, и не поела как следует, — сухо констатировал он.
— С чего ты взял, что у меня были трудные ночи? Он с улыбкой напомнил:
— Я ведь делил их с тобой. Она поперхнулась.
— Будь на твоем месте кто-нибудь другой, — продолжал он, — я бы не открывал вторую бутылку. Но ты меня убедила, что умеешь пить… — И он сделал жест, перекладывающий на нее ответственность за похмелье.
Она застонала, думая, за что еще должна нести ответственность.
— Я вела себя как набитая дура, правда? Он пожал плечами.
— Не думай об этом. В основном это просто от усталости, а остальное — моя вина.
Алексис опустила глаза.
— Да брось ты. — В его голосе звучала досада. — Я понимал, на что иду, а ты — нет. Думаю, что мы довольно легко отделались.
Алексис знала, что речь идет не о действии на нее вина, а о гораздо более сильном действии его близости, из-за которой она лишилась вчера всякого здравого смысла.
Она с трудом выговорила:
— Я знаю, что плохо вела себя прошлой ночью… Он посмотрел, будто не веря ушам.
— Плохо вела себя? За кого ты меня принимаешь, Алексис? — Голос звучал хрипло. — Я хотел тебя. И ты выпила достаточно, чтобы подумать, будто тоже хочешь меня.
Она вспыхнула. Он не отводил глаз.
— Кстати, просто для интереса — почему? Ты довольно ясно дала понять, что не принадлежишь к числу моих поклонниц. Все-таки захотелось обзавестись скальпом кинозвезды?
Алексис поморщилась от его слов. Они были острее стали.
— Не знаю, — сказала она с совершенно несчастным видом. — Я никогда такого не делала. То есть я не…
Она оборвала себя на полуслове. Суровый орлиный профиль напротив не располагал к признанию в девственности. Вряд ли Майкл Слейн сочтет это достаточным оправданием чего бы то ни было.