Танцуя в огне
Шрифт:
Гуля широко раскрыла глаза. Не может быть! Она не представляла артистический мир без Антона. Без кого угодно, даже без своего коллектива, но только не без Антона.
— Антон… Нет! Ты что говоришь?!
— Наверно, мне пора взрослеть, Гуля, — горько усмехнулся Антон, — взрослеть… Скакать до тридцати лет через горящую веревочку — это слишком. Жизнь намекает: иди, Антон, работай. Как все. Ладно, ничего, — Антон отвернулся, прищурившись, и немигающим взглядом уставился в стену.
— Нет, Антон! Ты что? Огонь — это же твое! Блин, да ты… да ты лучший фаерщик из тех, кого я видела! Ты… ты суперский! Что значит — «как все»? Антон, у тебя талант, зачем тебе быть как все? — воскликнула
— Ладно, остынь, Гуля, — Антошкины губы чуть скривились в невеселой улыбке. Глаза же остались такими же скорбными, — зачем ты мне душу рвешь? Если даже все, что ты сказала, правда, то это в прошлом. Я был таким, Гуля. Был. Теперь я — никто. Калека, — последнее слово он произнес с потрясшей Гулю интонацией, от которой она сама уставилась на Тошкину простыню.
Гуля не могла сообразить, что сказать еще ему в утешение. Что она в школе читала «Повесть о настоящем человеке», главный герой которой научился танцевать на протезах? Это вряд ли успокоит Антона, а из уст Гули такой факт будет звучать как откровенная издевка. У нее-то все отлично, она-то танцевать может.
— Раз пришла, давай поговорим об одной вещи, — неожиданно проговорил Антон, уставившись на Гулю холодно и отстранённо.
— Давай, — Гуля готова была выслушать сейчас что угодно. О себе — в том числе.
— Мне придется уйти, Гуля, — еле заметная судорога пробежала по лицу Антона, — уйти… из фаера. Мой коллектив остается без руководителя. Я хочу отдать…отдать его тебе.
— Что? — Гуля не поняла, что произнес Антон. Он бредит?
— Теперь ты станешь руководителем моего коллектива. Основным танцором, хореографом… Всем, чем раньше занимался я, займешься ты. Конечно, ты не сможешь исполнять некоторые трюки, которые делал я, и какие-то номера придется убрать из репертуара навсегда. Но, я думаю, ты придумаешь другое, заменишь мои номера своими…Поначалу я помогу тебе: посоветую, кого из парней поставить в главные исполнители и прочее. Ребята тебе слова поперек не скажут. Ни они, ни девочки. У меня хороший сплоченный коллектив, кроме того, я проведу с ними разъяснительную беседу, да и ты, думаю, сможешь их удержать и направить как руководитель. Имя «Фристайла» хорошо раскручено, при умелом управлении ты сможешь добиться еще большей известности коллектива.
— Антон, что…
Гуля хотела перебить Антона, но тот, казалось, не слышал ее:
— Нужно занимать освободившуюся нишу скорее, Гуля. Пока ее не занял кто-то другой, тот же «Фаер дрим», например. Тем более, ты же всегда мечтала быть первой, не так ли? Гордая Гуля всегда хотела обойти всех, — скривил губы Антон, и глаза стали еще более печальными, а Гуле захотелось кричать, — Ты же всегда хотела кому-то что-то доказать? Давай начистоту. Даже не кому-то — мне. Я не знаю, зачем тебе это было надо. Как будто я кто-то уж… я даже слова не подберу… Короче. Забирай мой «Фристайл» себе. Теперь ты первая фаерщица в городе, даже мои сильные парни — не в счет. Они всего лишь исполнители, не больше. Люди, которые слепо делают то, что им скажешь. И ни одна девочка не переплюнет тебя, Гуля. Ты — первая на пьедестала. Виват, королева! Только поспеши. В нашем деле остановка равна падению…
Гуле было невыразимо стыдно. Он знает, что Гуля завидовала ему. Откуда?
— Это тебе Ира сказала?
— Она в том числе. Я долго не верил, все смеялся, говорил себе: «Зачем это Гуле?» Ведь я — это я, ты — это ты. Каждый из нас интересен по-своему. На мой коллектив тоже постоянно смотреть устанешь, нужно разнообразие… Конкуренция всегда должна быть, коллективы развиваются, соревнуясь друг с другом! Я не могу полностью монополизировать шоу огня. То есть не мог…
По
А вся зависть и постоянное стремление стать лучше Антона были лишь из-за того, что Гуле хотелось дотянуться до Антона, быть к нему ближе, пусть и таким странным и непонятным способом. Тогда Тоша наконец заметил бы ее. Заметил так, что не смог бы отмахнуться. Она была бы всегда на глазах, и он помнил о ней — постоянно, неизменно.
— Мне параллельно, что тебе сказала Ира, Антон, и что говорили другие обо мне, — твердо произнесла Гуля, честно глядя Антону прямо в глаза, — но вот что скажу тебе я сейчас. Антон будет снова танцевать в своем «Фристайле». Это не обсуждается, это такая же истина, как и то, что я сейчас сижу рядом с тобой. Я так сказала. И пока не танцует Антон, не танцует Гуля. Вообще не танцует. Никакие танцы. Ни огонь, ни любимый восток — ничего! Это тоже не обсуждается. Я пойду работать в магазин и буду ждать, пока ты не выздоровеешь, ясно? Пока ты танцевать не начнешь, не начну и я. Пусть забывают мой коллектив и возникает много-много новых фаерщиков, пусть я потеряю море денег и море заказов — все равно! Тебе больно, ты страдаешь — значит, я страдаю вместе с тобой. Потому что… потому что… — спазм сдавил горло Гули. Она задыхалась, не имея возможности закончить свою пламенную речь, которая так хорошо начиналась. Антон, встрепенувшись, резко сел на кровати, схватил Гулину ладонь и сильно сжал.
— Гуля…
— Да потому что, если не танцуешь ты, если нет тебя, мне какая в этом надобность! Дурак! — Гуля уже ревела, размазывая слезы ладонью по лицу, — Отвали, Антон, я все сказала! Я не буду танцевать тоже! Мне не нужен твой дурацкий коллектив и не был нужен никогда! И не нужно мне быть первой, мне вообще не это нужно! — всхлипывала Гуля. Она попыталась было убежать, но Антон крепко держал Гулину руку. Вырвать ее из железной ладони Антона не получалось.
— Пусти меня! — попыталась в который раз выдернуть руку Гуля, как подвинувшийся Антон притянул ее к себе и крепко обнял.
— Гулечка, не плачь, — прошептал он, и Гуля услышала дрожь в его голосе, которая заставила насторожиться и замереть в его объятьях. А еще — вспомнить, что он страдает, и устыдиться своих криков, — не плачь, пожалуйста…
Антон целовал ее волосы, гладил пальцами ее лицо:
— Не плачь! Мне все равно, что о тебе говорили, правда. Ты самая лучшая, самая красивая. Я..Гуля, у меня… у меня столько с тобой связано.
Гуля отстранилась от Антона. «Связано» у него с ней. Она его любит, а «связано» — это все-таки не любовь, так! Погладить по головке малую девочку.
— Зашибись, — пробормотала, всхлипнув, — ладно, все нормально, Антон. Я выполню, что обещала. А ты быстрее выздоравливай, понял? Я без танцев сдохну. Пошла я, наверно. Извини за…
Глаза Антона вспыхнули.
— Ты когда-нибудь дашь мне сказать, мисс гордячка? Или мне опять придумывать, как сделать так, чтобы вы меня послушали, королевна?
— Я не королевна!
— Бл. дь, — прошептал Антон, не дав закончить Гуле, притянул к себе, накрывая ее губы своими, целуя настойчиво, но нежно.
— Вот так лучше? Ты помолчишь, пока я все не скажу? — поинтересовался Антон, глядя в затуманившиеся глаза Гули.
— Да- а…
Антон вновь взял ее за руку, и, чуть улыбнувшись, заглянул в ее глаза открыто и искренне.
— Я давно хотел поговорить с тобой, Гуль. Давно хотел предложить тебе встречаться, быть моей девушкой… ладно, по порядку. Расскажу с самого начала. Теперь мне плевать, как ты отреагируешь. Я понял для себя: надо о наболевшем рассказать, а дальше — отпустить все и жить с чистым сердцем…