Танцуя в огне
Шрифт:
Ни их, ни ее танцев мама так и не увидела…
Гуля не стала больше размышлять на эту тему. Распустила волосы, расчесалась, подправила макияж, побрызгала на тело лак с блестками.
Обычно заказчики просили танец с предметом. Гуля танцевала беллиденс с саблей, вуалью и тростью. Но этот заказчик захотел обычный танец, без всякой атрибутики.
Браслеты со стразами на руки, в уши — ярко блестящие сережки. Гуля теперь сверкала как новогодняя елка.
Небольшие завершающие штрихи, и Гуля полностью готова. Начала разминаться: если
А вот беллиденс дает больше возможностей в плане хореографии. Хочешь, заимствуй движения из латины, хочешь — гнись долго-долго или те же батманы кидай. В разумных пределах, конечно, и в зависимости от музыки. В любом деле главное — не переборщить.
Звонок ведущего отвлек Гулю от разглядывания себя в зеркале.
— Гуль, готова? Выйти раньше сможешь?
— Да. Свет!!! — в последнюю минуту успела выдохнуть Гуля.
— Выключу. Бегом.
Подхватив юбку, Гуля босиком выбежала из гримерки, даже не накинув черный балахон.
Нормальный рабочий форс-мажор.
— Дамы и господа… Очаровательная Лейла! — Гуля в это время переводила дыхание, стоя за дверью.
Заиграл проигрыш. В зале приглушили свет, и Гуля шагнула в зал, задумчиво опустив голову.
Пронзительная и трогательная песня Ваэля Кфури была одной из любимейших Гулиных песен. В ней звучала щемящая тоска, и интонации голоса певца потрясали Гулю всякий раз, когда она танцевала. Одна из тех песен, которые она слушала много раз подряд, и песня все равно не приелась.
Это был звездный час Гули. Но не в том смысле, что становилась знаменитой.
Именно сейчас, с помощью песни, костюма и танца, она могла на несколько минут забыть о всех своих проблемах, планах, амбициях и бедах. Обо всем. И стать такой, какой хотела всегда быть.
Настоящей.
Гуля проживала сейчас чужую жизнь выдуманного образа, который танцевала — прекрасной восточной танцовщицы. И в это же время Гуля была собой.
Она радовалась и грустила вместе с певцом, и у нее также замирало сердце, а тело вибрировало, как и его голос, в пустом, холодном мире, пытаясь рассказать о своем горе.
Грустные постановки не ценятся на банкетах, где люди едят, выпивают и развлекаются. Гуля танцевала с милой улыбкой. Не такой бьющей в глаза, как в татарском танце, а легкой и приглушенной, как и свет в зале. Грусть таилась в глазах и движениях.
Мягкие, расслабленные удары бедер. Плавные переводы рук. Резкие замирания. Тряски, волны. Грустный взгляд из-под ресниц, смутная улыбка…
Гуле, по большому счету, было все равно, кто и как на нее смотрит. И вообще — есть ли кто-то в зале.
Нечастый случай, когда то, что ты делаешь из года в год, не оставляет равнодушным.
Музыка сменилась зажигательной таблой (играют только барабаны). Вот здесь Гуля вдоволь наулыбалась и настроила всем глазки: без таблы в ее случае нельзя, у зрителя должно оставаться ощущение праздника.
Гуля сделала кучу прогибов, успела упасть в пол на коленку и махнуть ножкой почти до носа.
Близился конец танца, и ей оставалось протанцевать четыре восьмерки — не больше. Гуля, в который раз выбрав «жертву» из зрителей (имениннику предназначалась пара-тройка взглядов, гостям — по разу), посмотрела в правый угол, чтобы просто улыбнуться и подмигнуть кому-нибудь из зрителей.
Из угла, расслабленно сидя на стуле, на нее глядел атомными голубыми глазами Антон.
Гуля почувствовала, как от неожиданности сковало оцепенением все тело.
Но она выступала не первый год и умела справляться с волнением.
Закружилась немного не с такт, но это было уже неважно: близилась финальная точка, и повороты как нельзя лучше подходили к финалу.
Гуля сделала больше поворотов, чем у нее получалось обычно, но от неожиданности и шока они у нее вышли чисто, ее даже не «замотало» на поворотах.
За что, в том числе, получила крики «Браво!» и бурные аплодисменты от зрителей.
Она широко оскалила зубы — улыбнуться, как она улыбалась обычно, не получалось. Внутри чувства изумления и шока менялись на злость и негодование.
А этот что здесь делает в уголке?
Глазами окинула зал: Антон. как и все гости, хлопал Гуле. И улыбался, скотина, он улыбался — да твою мать! — уж очень загадочно.
«Ага-ага, загадочно, как же», — чуть не материлась Гуля, бредя в гримерку. Сказала бы она, какое у урода лицо было на самом деле…
Хорошо, что Гуля заметила Антона лишь в конце танца. Иначе запорола бы номер — однозначно.
Ну, не совсем бы запорола, конечно, но вдохновенного танца, от которого хорошо было самой Гуле, сто процентов бы не получилось.
Перед Антоном Гуля выступать стеснялась.
Наверно, потому, что он — настоящий дипломированный хореограф. Потому, что он разложит танец Гули по полочкам, и окажется, что все, что недоучка Гуля танцует — неправильно и неверно, и строить танец надо по-другому, и движения делать иначе.
И еще по многим причинам. Он танцует намного лучше Гули. А восток — так вообще отдельная тема, для истинных хореографов этот танец — нечто находящееся вне хореографии, где-то между стриптизом и любительским самовыражением…
Гуля было почти физически плохо, будто бы ее раздели прилюдно и содрали кожу. Обнажать чувства среди незнакомых людей — одно дело. Она их видит первый раз. И ее ничего с ними не связывает, так что может как угодно показывать через танец душу. Но раскрывать сердце перед Антоном, да еще в полуобнаженном виде, вживую…