Танцующие

Аникина Анна

Вит скрипел зубами и молчал. С каждым разом мрачнея всё больше.

На улице Маша привычным жестом попыталась взять партнёра под руку.

Виталий остановился. Опустил свою руку.

— Я к родителям сегодня. Могу тебя подвезти, — показал на припаркованную дедовскую Волгу.

Маша пробежала наманикюренными пальчиками по бортам его распахнутой дублёнки.

— Ну Вииит, что такое? Ты устал? Мама говорит, что тебе надо бросать эту больницу для нищих. Сейчас финны будут частный медицинский центр строить. Совместное предприятие.

Там и зарплаты будут другие, и режим работы, будет больше времени побыть вместе, — завела разговор девушка.

— Маш, я устал, я поеду, ладно, — Виталий сделал шаг назад.

— Это из-за неё? — в голосе Маши стали проскакивать визгливые ноты.

— Из-за кого? — искренне не понял Вит.

— Из-за этой конопатой московской воблы?

Ты знаешь, сколько ей лет? Семнадцать! Я в протоколе видела, — Маша говорила всё громче.

— Шестнадцать, — мрачно поправил Виталий, — ты же знаешь, я не по малолеткам, — попытался он отшутиться.

— Кого ты обманываешь, Кирсанов? Ты б себя со стороны видел, когда ногу её держал! — Машу снова несло, — у тебя ж на лице всё написано было!

— Так…, - выдохнул Виталий, — или ты на счёт три садишься в машину, и я тебя довезу, или добираешься сама. С меня на сегодня хватит. Раз, — Кирсанов подошёл к водительской двери и открыл её ключом, — два, — Маша запыхтела, как паровоз, но села на пассажирское сидение.

Молча они доехали два квартала до её дома.

— Может быть ты все-таки останешься? — Васильева ещё надеялась, что Вит это не серьезно. Если он перестанет с ней ночевать, то так и черт знает до чего можно докатиться…

— Нет, Маш, я домой. Спокойной ночи, — Кирсанов довёл партнершу до парадной, не поцеловал, как обычно. Вернулся в машину и дал по газам.

3.1 Москва

3.1 Москва

В квартире Лавровых зазвонил телефон. Алёнка схватила трубку, чтобы звук не разбудил маму, та отдыхала у себя в комнате.

— Лёлик, привет! Как там контрольная? — раздался в трубке Женькин чересчур бодрый голос.

— Справилась вроде, хорошо что ты мне основное логарифмическое тождество вчера объяснил. Задание про это попалось, — Алёна не стала сходу спрашивать, что случилось, рассудив, что если дело серьёзное, Женька сам расскажет.

— Лёлик, у меня к тебе разговор есть. На несколько пунктов. Только давай не по телефону, — таким же звенящим от напряжения бодрым голосом продолжил Женя, — ты на хореографию едешь сегодня?

— Конечно. Ты ж знаешь, если б не станок, фиг бы я так гнулась. Людмила Вадимовна и так с нами нелегально занимается. Если в моей старой студии узнают, что мы ходим к ней на класс, сам понимаешь…., - терпение Алёны заканчивалось, — всё, я собираю форму, увидимся перед залом за 30 минут до урока. Успеешь?

— Успею. Но я сегодня на класс не пойду. Извинись за меня, пожалуйста, — бодрость в голосе Жени таяла, как снеговик на солнце.

Алёна

положила трубку. В животе было тяжело и холодно. Это не могло означать ничего хорошего.

Уже три года Алёна ходила на классическую хореографию нелегально. В её первой детской танцевальной студии работала чудесный хореограф. Она вырастила Алёнку с 7 лет. И когда после конфликта с педагогами Алёна ушла в другой коллектив, схлопотав вдогонку дисквалификацию на год за самовольный переход, Людмила Вадимовна продолжила с ней заниматься.

Алёна бежала к автобусной остановке, стараясь на думать о плохом. Рана на стопе ещё болела. Здоровенный синяк был уже желто-зеленым.

Хотелось поскорее проскочить улицу. С неба то ли лилось, то ли спалось нечто холодное, крупное, ледяное, превращая тротуары в каток.

В здание Дома пионеров Женька ввалился с улицы насквозь мокрый. Можно было подумать, что за ним гнались. Лихорадочный огонь в глазах, странное выражение лица. Он достал из кармана куртки красное яблоко. Протянул Алёне.

— На, твоё любимое! — плюхнулся на низкую скамейку рядом с партнершей.

— Жень, ты чего? — как-то жалобно получилось у девушки.

— Лёлик, ты знаешь, что ближе тебя у меня друга нет? — начал Женя. Он взял тонкие Аленкины ладошки в свои неожиданно горячие.

— Алёнк, я не знаю, как тебе все это рассказать. Понимаешь…

Алёна не дышала. Хорошими новости точно не были.

— Понимаешь, Марина беременна. Я папой буду. Где-то в начале ноября. Воооот….

На лице Жени сформировалось подобие улыбки.

— Это же хорошо, Жень. Хорошо же? Вы же так любите друг друга. И Марина такая чудесная. И малыш у вас будет замечательный, — затараторила на выдохе Алёна.

Странно, новость то неплохая, значит это ещё не всё. Лаврова припомнила, что партнёр про несколько пунктов упоминал.

— Это хорошо, Лёлик, очень хорошо. И мы рады. То есть, мама моя конечно не очень. Ты понимаешь.

Про отношение Жениной пожилой уже мамы к Марине Алёна была наслышана.

— Это ещё не все новости, — Женя шумно выдохнул, чтобы вдохнуть глубоко, и продолжил, — меня в шоу взяли. Помнишь, мы на показательных в ЦСКА их видели? Там звук, свет, постановки такие, что закачаешься. И платят пятьсот долларов. Прямо в валюте. Нам сейчас с Мариной квартиру надо снять. Мы женимся через месяц. И на малыша…

— Тебя? Взяли? Супер! А я? — Алёна вспомнила, как увидев ту шоу-программу, они с Женей помечтали когда-нибудь попробовать попасть туда работать. Значит Женя попробовал. Один.

— Они берут только совершеннолетних, понимаешь. Тебе же в мае только семнадцать будет. Я спрашивал про тебя. Там поохали, что было бы классно сразу пару такого уровня. Но тебе школу закачивать, в институт поступать. А там гастроли с 15 апреля на три недели, а потом в июне, потом в сентябре, — на одном выдохе проговорил Женя, словно опасаясь упустить какой-то важный аргумент.