Танцующий горностай
Шрифт:
Тимур действительно был любимым ребенком. До трагедии родители старались проводить с ним как можно больше времени. Отец всегда находил в загруженном графике хотя бы один день в неделю, чтобы побыть с сыном. Мать не спускала Тимура с рук, обнимала и целовала, никого не стесняясь. Но это совершенно не сходилось с тем, что увидела Александра: Вера не то что упустила все возможности обнять сына, она будто намеренно старалась не касаться его. Хотя, по идее, должно быть наоборот… Она едва не потеряла его, он чудом встал на ноги! Разве не должна была она теперь ходить за ним мамочкой-наседкой?
Должна
Немало вопросов вызывал и сам Тимур. Судя по тому, что никакого громкого расследования не было, он так и не рассказал, зачем пошел на тот пустырь и кто его чуть не убил. Но это ладно – после таких чудовищных травм он мог и забыть. А вот как он изменился до неузнаваемости? На фото и видео из прошлого Тимур представал болезненно стеснительным ребенком, который постоянно жался к матери и не спешил играть с другими детьми. Если ему нужно было что-то сказать, он застенчиво шептал это на ухо Вере. Теперь же он носился, как угорелый, и вопил безо всякого смущения.
Тимур был слишком мал, чтобы осознать пролетевшую мимо смерть и оценить вкус жизни. А если бы он вдруг дозрел до этого, повзрослев раньше срока, изменил бы он свою суть? На видео и в реальности Александра видела представителей двух разных психотипов.
В то же время она понимала, насколько невероятно ее предположение. Чудовищно даже… Александра чувствовала, что ее собственное подсознание сопротивляется этому, твердит, что так нельзя, отрицает саму попытку поверить, что родители способны так поступить со своим ребенком. Версия казалась ей карточным домиком, готовым рассыпаться под первым же порывом ветра, поэтому ей остро нужна была подсказка от Андрея, чтобы получить право двигаться дальше.
И Андрей не подвел. Он вернулся поздно, ближе к одиннадцати, и казался непривычно уставшим. Но он все равно протянул Александре распечатанную на принтере медицинскую карту, сопроводив подношение укоризненным взглядом. Взгляд Александра проигнорировала, а карту взяла.
– Ты все-таки нашел доктора Милютина, и он оказался открыт к сотрудничеству? – полюбопытствовала она.
– Я все-таки нашел доктора Милютина, и он оказался нормальным врачом. Поэтому он понятия не имеет, что я интересовался его пациентом, да и не должен узнать.
– А бумажки откуда?
– Его медсестра чуть менее принципиальна.
– Я тут ничего не понимаю, – пожаловалась Александра, возвращая карту. – Ну, или почти ничего… У Тимура был сломан позвоночник, но сейчас мальчик бегает!
– Не сломан, а травмирован, – поправил Андрей. – Милютин ведет Тимура примерно год. Он не хирург, а терапевт, операции проводил не он. К нему Тимура привели уже подлеченным, просто чтобы следить за дальнейшим состоянием, назначать общую реабилитацию. Судя по тому, что я увидел, Тимур летом прошел очень серьезное лечение, местами даже инновационное, а к осени попал к Милютину.
– Это вот сейчас ты мне скажешь, что я ошиблась и полезла
– Скажу. Но это не критика ради критики, я прекрасно понимаю, что ты не можешь отнестись к такой версии спокойно. Поэтому и нужно признать, что нет никакой версии. Тимур просто выздоровел – детский организм на многое способен.
Александра не спешила отвечать. Она достала смартфон и нашла в галерее фотографии документов, которые видела в кабинете Яна – тех самых, в которых описывались травмы Тимура, полученные после наезда автомобиля. Она протянула смартфон Андрею.
– Посмотри, пожалуйста. А потом скажи мне, – как врач, а не как скептик, – можно ли из вот такого состояния дойти до такого, – Александра указала на распечатку медицинской карты.
– Почему ты так держишься за эту версию?
– Потому что иногда самые страшные преступления прячут за их чудовищностью. Все на виду, но люди не верят, что кто-то способен быть таким монстром. В итоге преступник остается безнаказанным больше из-за наглости, чем из-за мастерства. А теперь посмотри.
Кто-то другой наверняка пошел бы на принцип – скользнул бы взглядом по снимкам для приличия, а потом все равно принялся бы настаивать на своем. Но Александра прекрасно знала, что Андрей так не поступит. Она ждала.
Со стороны наверняка казалось, что она спокойна и уверена в себе. Однако на самом деле ей до такой уверенности было далеко, тревога не отпускала – слишком сильная, подпитанная многими неприятными событиями, произошедшими в жизни Александры в последние недели. Если бы оказалось, что она ошиблась настолько сильно, что инстинкты вот так ее подвели, она усомнилась бы в собственной адекватности.
Однако, чем больше хмурился Андрей, глядя то на экран, то на бумагу, тем спокойней становилось на душе у Александры.
– Не сходится, ведь правда? – невесело улыбнулась она.
– Ну… не совсем.
– Насколько «не совсем»?
– То, что врачи описали сразу после аварии, намного серьезней, чем то, на что ссылается нынешний врач Тимура, – признал Андрей.
– Можно предположить, что дело в прошедшем времени и полученном лечении?
– Нет. Разница в самих травмах – взять хотя бы то, что после аварии речь шла о переломе позвоночника, а по сведениям Милютина позвоночник Тимура остался цел.
– А при этой первоначальной травме… Тимуру могли установить транспедикулярный фиксатор? – тихо спросила Александра.
– В материалах Милютина сведений о таком фиксаторе нет.
– Андрей, я тебя не о том спросила.
– Могли, – кивнул он. – И я бы даже это рекомендовал… Но при этом для лечения той травмы, о которой пишет Милютин, никакого фиксатора не нужно, лишнее это.
– Ну вот и все. Это не тот мальчик.
– Могут быть и другие варианты, – смутился Андрея. – Это же все… Не бывает так!
– Какие еще варианты?
– Неверным может оказаться как раз изначальный отчет врачей. Они могли намеренно сгустить краски по заказу Максакова, чтобы водитель, когда его все-таки поймают, получил более серьезное наказание. На самом деле травмы Тимура были опасны, но не настолько.