Танцующий в темноте
Шрифт:
— Дай угадаю, — вздыхает он, потирая глаза подушечками пальцев. — Ты ищешь Райфа.
— Ты знаешь, где он?
— Он в подвале, но некоторое время назад отключил там камеры.
Он кружит своим указательным пальцем у уха и насвистывает ку-ку.
— Он официально сошел с ума, чувак. Хочешь заглянуть?
Мой взгляд сужается.
— Пока нет.
Райф пытается увести меня вниз, но это так не работает. Я иду туда, куда хочу идти.
— Мне нужна твоя помощь.
— Что угодно, брат.
Ты
Феликс усмехается.
— Я могу получить доступ.
Он машет рукой в воздухе и садится на свое место, затем его пальцы летают по клавиатуре.
— Слушай, чувак слетел с катушек. Так что, что бы это ни было, я в деле. Что тебе нужно знать?
Мои плечи слегка расслабляются, и я наклоняюсь вперед, чтобы видеть экран, кладя ладони на его стол. Обычно я работаю в одиночку, но приятно знать, что у меня все еще есть брат на моей стороне. Особенно этот.
Феликс всегда был самым здравомыслящим из нашей группы, даже до того, как мы с ним познакомились. Когда Феликсу — или ‘Лексу’ в то время — было девять, он потерял семью в автомобильной аварии, достаточно ужасной, чтобы соперничать с убийством в подвале. Он сам едва выжил. После того, как в возрасте десяти лет он подсел на оксиконтин и был брошен в приемную семью, он начал отдавать предпочтение улицам. В любом случае, там было легче получать оксиконтин, так как его врач запретил ему. Когда мы вчетвером сбежали из студии, Феликс прилип к нам, как волк, который наконец нашел свою стаю. И когда много лет спустя он встретил Обри в реабилитационном центре, она тоже стала частью нашей стаи.
Я киваю в сторону компьютера, ворча:
— Райф был одержим этой историей с Эмми и Катериной. Мне нужно знать, что еще у него есть на нее. Все, что угодно, чтобы дать мне ключ к пониманию того, что творится у него в голове и что он задумал.
Он минуту молчит, перебирая дерьмо на экране, как будто это так же просто, как раз, два, три.
— Кое-что нашел. Похоже, он получил доступ к этому сегодня утром, после нашей встречи. Это связано с Кентукки.
Я выпрямляюсь и складываю руки на груди, щурясь на экран, пока он открывает другой файл.
Кентукки.
Мы вернулись туда один раз с ночи нашего побега, и это было через несколько недель после того, как все рухнуло. Я пытался вернуться раньше, чтобы покончить с делом Софии, но мои братья — или, тогда, новые друзья — настояли на том, чтобы подождать, пока все уляжется, чтобы нас не арестовали за убийство. В то время я, блядь, потерял контроль. Даже сделал анонимный звонок в службу 911 позже той ночью, несмотря на то, что знал, что она мертва. По крайней мере, они смогли вытащить ее тело из этой грязной дыры.
Годы спустя я понял, что это было хорошо, что они остановили меня. Я бы только посадил нас всех за решетку. Или еще хуже.
Когда мы наконец вернулись, это было не что иное, как большой зеленый участок земли,
В конце концов мы узнали, что Мерфи владел землей. До сих пор владеет. И что большие деньги могут скрыть много дерьма. Добавьте к этому юриста и политика, и парень станет практически пуленепробиваемым.
— Поехали.
Это видео. Феликс включает воспроизведение, и мы смотрим, как репортер снимает перед больницей. Отснятый материал сырой и неотредактированный, ее волосы развеваются на лице, а звук прерывистый.
— Всего несколько часов назад маленькую девочку перевели в эту самую больницу в тяжелом, но стабильном состоянии. Ее обнаружили в подземном бункере на Уайли-роуд благодаря анонимному звонку в полицейский участок сегодня в четыре пятнадцать утра.
Мои пальцы впиваются в рукава рубашки, когда ее слова эхом отдаются в моих ушах.
— Что, черт возьми, это такое?
Рот Феликса приоткрыт, его глаза прикованы к экрану.
— Похоже, что ребенок был погружен в воду ниже подбородка в течение длительного периода времени, достигнув безопасности, используя железные прутья, чтобы подняться над поверхностью воды. Точные временные рамки пока не определены. Хотя ее травмы в основном кажутся ушибами, вероятно, вызванными тем, что она так долго крепко держалась за прутья решетки, она пережила серьезную психологическую травму и в настоящее время не разговаривает. В данный момент мы не можем установить личность ребенка. Власти активно работают над тем, чтобы идентифицировать ее и разыскать любых живых родственников.
Экран становится черным, и Феликс снова начинает щелкать, но я, блядь, заморожен изнутри.
Это не может быть правдой. Я исследовал Мишу, Софию, все, что было связанно с этим местом. Мы все исследовали. И то, с чем мы столкнулись, это поразительное замалчивание уловок и заговоров. Не было ничего, что могло бы привести к Мерфи или кому-либо еще там. Все, что было в подпольных сообществах и на черном рынке, было стерто начисто. А что касается Катерины и Софии, то казалось, что их никогда не существовало. Ни у кого из них не было записей, даже свидетельства о рождении на их имена.
— Черт, это впечатляет, — бормочет Феликс, прокручивая что-то закодированное на своем экране. — Этот мудак подорвал мою репутацию и нанял стороннего хакера, чтобы откопать это.
Он тихо присвистывает.
— Должен признать, я немного зеленею от зависти. Это дерьмо было зарыто глубоко, братан. То есть видеозапись так и не была опубликована. На самом деле, ее закрыли в середине репортажа.
Наступает пауза, когда он откидывается на спинку стула и потирает подбородок.
— Ха. Так что, если Райф получил этот клип только сегодня утром… после того, как ты позволил Эмми разрезать его…