Танцы минус
Шрифт:
— Знаешь, Маш, какая фигня… Меня только что наняли для того, чтобы отправить тебя на тот свет.
— Это ты так шутишь? — Яблонский из-за моей спины.
Егор смотрит на него удивленно. Явно забыл, что, когда он уходил говорить по телефону, в номере кроме меня еще кто-то был. Потом машет рукой и вновь садится на стул.
— Да какие уж тут шутки. Ты ему что-нибудь рассказывала про покушение?
— Нет.
— Ну так исправь положение по-быстренькому, жена моя бывшая, — последнее слово опять-таки с издевкой. Сука.
Коротко рассказываю Ивану о том, что произошло в гаражах, и о том, что звонили тем двоим с одного из тех телефонов,
— Я подозревала тебя, Иван. Только никак не могла понять, зачем тебе эта ерунда.
— Незачем, Маш. Да и не мой это стиль, знаешь ли.
Обижен. Я бы, наверно, тоже обиделась, если б меня подозревали в такой гадости, да еще незаслуженно. Подхожу и беру его за руки.
— Прости за эти подозрения, но, понимаешь, телефон-то правда на тебя записан, а я тогда и знать не знала, что ты на группу купил семь номеров. Евгенчик случайно заговорил об этом…
— Не думал, что от его болтливости может быть хоть какая-то польза, ан нет!
Смеется. А потом перехватывает мои руки своими и по очереди подносит их к губам. Целует со значением, глядя в глаза…
— Гхм-м-м! — произносит за моей спиной Егор. — Так вот я и говорю. Тип, который нанял тех двоих в первый раз, позвонил снова. Голос того, с кем он говорил раньше, явно не помнит, так что сомнений в том, что звонит он по адресу, у парня не возникло. Сначала наехал на меня за то, что не справился в первый раз. Я, естественно, тут же занялся самоуничижением и стал напирать на непредвиденные обстоятельства. Он сменил гнев на милость и тут же предложил мне исправить прежнюю недоработку. При этом подчеркнул, что если я решу проблему раз и навсегда, то он возражать не будет и, более того, удвоит предложенный ранее гонорар.
— Звонил опять с того же номера?
— Ага.
— Жаль, что я голос не слышал. Может узнал бы, — Яблонский запускает руку в волосы на затылке и принимается мерить шагами комнату.
— Что будем делать?
Отвечает мне, естественно, Егор.
— Ты уедешь в Москву. Я позвоню, скажу, что задание выполнил, и назначу встречу, чтобы получить от него бабки. Там и возьмем.
— Фигня. Он же не дурак. Доказательств потребует, — это подключается Яблонский. — Не так будем действовать. Мы натуральное убийство замутим. Или я, блин, не режиссер?
Мы с Егором смотрим на него с некоторым недоумением, но он этого и не замечает. Творец, что с него взять? Сейчас навертит такого! Однако, когда Иван додумывает и окончательно выстраивает задуманную им мизансцену, становится понятно, что идея его — совсем не такая сумасшедшая, как нам показалось с самого начала. И реализовать ее относительно не сложно.
Яблонский уходит и через полчаса возвращается в сопровождении Ирины Михайловны Прохоровой. Она — наш лучший гример. Лауреат множества премий и призов. И она же, по мнению Егора — наше слабое звено.
— Проболтается.
— Не проболтается. Голову даю. Мы с ней не то что пуд, кубокилометр соли сожрали. Я в нее, как в себя верю.
— Проблема. Я-то в тебя совсем не верю.
Встреваю:
— А вот и не подеретесь.
Смотрят на меня с одинаковым выражением на лице. И на этот раз «то лицо» выражает нечто вроде такого: женщина, чего ты лезешь в наши высокие мужские отношения? Смеюсь. Напеваю:
— Сидит милый на крыльце…
Яблонский оживляется:
— Повторяешься!
Киваю. Ладно же!
— Полюбила— Это наезд?
— Отнюдь.
Хмурится картинно, потом не выдерживает и хохочет. Я смеюсь в ответ. Егор меряет нас суровым взглядом. Пожалуй впервые пронзившее меня воспоминание об отце окрашено не горечью и болью, а смехом и светлой печалью. Думаю, отец хотел бы, чтобы я думала о нем именно так… Что же до Ивана… Мне все меньше верится в то, что Иконников хотел звонить ему именно как человеку, который поставляет ему наркотики. Это, наверно, глупо и очень по-женски, но вот гляжу на него и не верю, что этот веселый, умный и тонко чувствующий человек — наркоторговец.
Глава 10
Это странно, но именно после частушек вопрос с привлечением в нашу авантюру матерой гримерши Ирины Михайловны оказывается решен. Она выгоняет мужиков из моего номера и как пчелка трудится над моей внешностью битых два часа. Пока трудится не умолкает ни на минуточку.
— А этот, блондинчик, твой муж да?.. Бывший? Ну и правильно. Такие сладкие да гладкие красавчики — не по мне. Мужик должен быть мужиком… Мужик говоришь? Ну не зна-а-аю… А чего разошлись?.. Характерами не сошлись, значит… Что, слишком маленький оказался характер-то? Или повернут не в ту сторону?.. Ой да чего непонятного-то? Не педик он случаем? А то больно сладкий да гладкий… Не педик? Тогда дура ты. Надо было держать… Держишь? Ну и дура. Ты лучше Ваньку из рук не выпускай. У меня за него прям сердце болит. Одни шалавы вокруг. Одни шалавы. Развел, понимаешь. А он мужик-то хороший. Только недолюбленный… Какие сисечки у тебя. Маленькие, а сосочки торчком. Мужики такие любят. Молодец, что силикон вставлять не стала. А то таких силиконовых дур развелось… Слушай, а я вот все думаю, чего за несправедливость-то? Мы им и сиськи силиконовые, и жопы, и губищи, а они? Что-то я не слышала, чтобы хоть один себе ради нас член сликоном накачал… Работать не будет? Так у половины и так не работает, а гонору — вот те нате, хрен в томате!
Под такие вот разговоры Ирина Михайловна с профессиональной быстротой и творческим изяществом превращает меня в окровавленный труп с ножом в сердце. Рукоятка приклеена специальным клеем. К одежде клеиться отказался, поэтому пришлось красиво распахнуть полы домашнего халатика, в который меня обрядили — найти-то меня должны вечером… Долго торгуемся, где именно будет «торчать» рукоятка и, соответственно, насколько сильно придется мне обнажиться. Я, естественно, за то, чтобы все было чинно-благородно, Ирина Михайловна спорит:
— Пусть смотрят. Чего красоту-то прятать?
Когда Егор и Иван приходят оценить шедевр — мой хладный труп, лежащий на полу возле кровати, оба сначала застывают с отвисшими челюстями, потом едва ли не хором начинают что-то такое говорить о том, что лучше было бы, если бы… Ирина Михайловна одним великолепным жестом отметает все их возражения.
— Тоже мне моралисты! Что сиську женскую никогда не видели или, может, ноги? Чего хвостами своими закрутили? Да у некоторых дам, которых в телевизоре регулярно показывают, декольте вечерних платьев и разрезы на юбках и то откровеннее. Так что валите. Ты (Егору) — вообще на фиг отсюда. Ты (Ивану) — на исходную позицию. Через пять минут я ее «найду». Не век же ей тут валяться в таком виде!