Танцы на цепях

Саверен Рэйв

Никто не мог похвастаться такими возможностями. Стены вокруг квартала – не просто камень, дерево и клей. В них было вложено куда больше. Каждый шов был окроплен кровью Первородной. Настоящая тюрьма для потусторонних созданий, но держала она не всех. Всегда есть исключения, и Ш’янту хотелось оказаться в их числе. Хотя бы на день.

Граци родился уже здесь, в мире людей, а рождение на людской земле несло свой отпечаток: кровь Первородной не «видела» его. На нем не было клейма пришлого, закрывшего выход из квартала

для всех остальных.

– Мне нужно выйти за стену, – сказал Ш’янт, не отводя глаз.

– Так иди, – пожал плечами змей, – раз ты так спокойно вламываешься в мой дом, то что для тебя какая-то стена?

Хищная улыбка прямо-таки сочилась издевкой, хотя в ней невозможно было не заметить крохотный огонек любопытства.

– Защита действует на всех уровнях, – хмуро ответил Ш’янт, – я такой же пленник, как и все здесь.

– А чего ты хочешь от меня? – удивленно вскинув брови, Граци склонил голову набок, рассматривая Ш’янта с пристальной жадностью голодного хищника.

– Маскировки, конечно! Я знаю, что ты можешь меня провести.

Тяжело вздохнув, змей сдавил пальцами переносицу.

– Давай по существу, Зима. Тебе нечего мне предложить, – Ш’янт собрался возразить, но Граци предупреждающе вскинул руку, – ты жив благодаря Артумиранс, да хранит мрак ее измученную душу. Благородная глупышка тратит драгоценное время совершенно напрасно. Все, что у тебя есть – жалкие остатки силы. Развей их – и не станет ничего. Ты же просишь, в обмен на целое ничего, подвергнуть себя опасности. А я очень дорожу своей драгоценной шкурой.

Скрипнув зубами, Ш’янт из последних сил пытался удержаться на грани между рассудительностью и яростью.

– Артумиранс нашла ее.

Змей замер на мгновение, отвел взгляд, будто что-то обдумывал. Лоб прорезала глубокая морщина, а темные чайные глаза наполнились золотистыми всполохами.

– Нашла, понимаешь? И ее привезут сюда. В особняк Следа. Мой единственный шанс вернуть силы и тело! Мне нужно, смертельно необходимо, попасть в этот клоповник!

– Что именно она сказала? – вдруг спросил Граци.

– Как всегда: лишь намеки, – Ш’янт раздраженно отмахнулся, – думает, что Клаудия нашла ее первой не без помощи Первородной.

– А что в этом для меня? Для всех нас?

Ш’янт осекся. Если бы он мог бледнеть, то это, несомненно, случилось бы.

– Что ты хочешь услышать?

– Например, что ты можешь открыть двери домой? – глаза Граци потемнели, превратившись в настоящие омуты. В них можно было с легкостью провалиться и уже не выплыть на поверхность, – что можешь помочь своему народу вернуться в Энкул?

– Не думал, что тебя, полукровка, это волнует.

Граци скользнул вперед. Чешуя угрожающе зашуршала по доскам пола. Змей обвился вокруг Ш’янта, но не коснулся, будто даже прикосновение могло испачкать его.

– Что меня

волнует – не твоего ума дело, Зима. В чем проблема? Берешь и обещаешь. В противном случае я палец о палец не ударю. Ты знаешь, что я не шучу. Пытать меня ты не можешь. Тебе нечем меня купить, но… – змей хищно облизнулся, – ты можешь дать слово.

– Это безумие! – Ш’янт упрямо вскинул подбородок.

Упрямство это было детским, совершенно не рациональным, но что-то внутри – крохотный огонек противоречия – мешало просто согласиться.

– Ты, как ни крути, все еще король! – прошептал Граци, чуть наклонившись вперед, чтобы их глаза были на одном уровне, – и слово твое священно. Глупый закон, но он работает даже здесь, я точно знаю. Вернув тело, ты вернешь и прежние силы. Да и подумай сам! Ты тут всем поголовно задолжал. Народ устал от людей. Им нужна новая дорога и цель, к которой можно идти. Иномирцы хотят вернуться.

– Когда вам уже наскучит винить меня в своих проблемах?

– Никогда! – Граци пожал плечами, – это куда интереснее, чем винить самих себя. Так что, Зима? Ты готов заключить сделку?

Усмехнувшись, Ш’янт взмахнул рукой и не без наслаждения наблюдал за паникой, всколыхнувшейся в глазах змея. Тот отскочил назад как ошпаренный, и едва не сшиб стол. Глаза превратились в прозрачные золотистые озера кипящего гнева, в горле заклокотало.

– Смотри, чтобы ты об этом не пожалел, змеиное отродье. Где мне расписаться?

***

Липкий всепоглощающий холод, а вкус у него, как у подгнившей брусники. Он пробирался под одежду, под кожу, вгрызался в кости и настойчиво толкался в рот, пробуждая в самой глубине волну тошноты. Не давал свободно вздохнуть, не позволял пошевелиться, но Май сражалась отчаянно. Рвалась на поверхность, к солнечному свету, домой, где ее должен был разбудить окрик матери. Пора просыпаться. Нужно заняться домашними делами.

И Киран собирался зайти в гости сегодня…

Киран…

Воспоминания ворвались в затуманенный рассудок, разметали мысли по углам и заставили вскочить на ноги с такой скоростью, что мир перед глазами завертелся сломанной юлой и накренился на бок.

Киран в пещере, и рот у него разорван от уха до уха, а над головой будто шумят листья древнего леса и шепчут, шепчут, шепчут ужасы!

Город уже горит, Май.

– Спокойно, дитя! Ты не в себе.

Чья-то рука с силой сжала плечо, заставила повернуть голову и столкнуться взглядом с незнакомой женщиной. Высокая и прямая, как жердь, она рассматривала Май из-под густых ресниц. Серая одежда, стягивавшая худое тело, была без нашивок и отличительных знаков, пропитана пылью и цветочной пыльцой. Совершенно невзрачное лицо, лишенное ярких черт, даже шрамов не было. Кожа выглядела безупречно гладкой, лишенной изъянов, оспин и мелких морщин.