Танцы на минном поле
Шрифт:
— Потом узнаешь, — отмахнулся Алексей.
“Ауди” влетело в длинный тоннель, и, видимо, сам, не замечая того, аналитик начал насвистывать мотив популярной песни “Свеча на ветру”.
— Ну, а второе? — спросила девушка, вспоминая о том, что имеется две причины, по которым появление в средствах массовой информации материалов о ядерных объектах, разгуливающих по одним им ведомому маршруту не вызовет паники в народных массах.
— Второе? — переспросил старший лейтенант. — Ты знаешь, какое любимое блюдо наших журналистов?
— Утка! — догадалась Женечка,
— Верно, — согласился Полковников. — Вот и мы испечем хорошую жирную газетную утку, так, чтобы люди с мозгами прочитав и подумав, отмахнулись, а остальные сжевали, как так и надо. Все равно, вера подобным публикациям такая: “Или дождик, или снег, или будет, или нет”. Так что, к делу. Стержневая мысль твоей версии: ты работаешь в газете уже второй месяц.
— Понятно, — кивнула Пушистая, отдавая себе приказ запоминать в точности все, что тоном, не допускающим возражений, внушал ее собеседник.
— Занимаешься проблематикой Черного моря. Такая себе экология в зеленых тонах. Две недели назад к тебе, зная, что ты корреспондент столичной газеты, подошел неизвестный тебе мужчина, предъявивший документы офицера ФСБ. Он рассказал тебе то, что ты изложила в своей статье…
— А на статью можно хоть посмотреть? — Пугаясь собственной смелости, перебила его Женечка.
— Можно, чуть попозже, — согласился Алексей. — Так вот, кроме рассказа он передал тебе дискету, якобы содержащую обширный материал по данному вопросу, и очень тебя просил, — если через три дня он за ней не вернется, передать ее в редакцию. Запомнила?
— Запомнила, — четко отрапортовалась Пушистая.
— Вот и хорошо. Детали уточним потом, а сейчас приготовься к выходу на улицу, мы приехали.
Валерий Львович Гашевский, издатель и главный редактор еженедельника “Свободный мир”, невзирая на поздний час, принял гостей с распростертыми объятиями. Это был невысокого роста холеный мужчина лет пятидесяти с изысканными движениями рук и вальяжными манерами русского барина. Стеганый халат и борзая, бродившая по комнатам с надменным видом, еще более усиливали это впечатление.
— Входите, Алексей Станиславович, входите, — простер он руки в приветственном жесте. — А вы, я так понимаю, моя новая старая сотрудница. — Он благожелательно наклонил голову. — Проходите, проходите. Алексей уже говорил мне о вас.
Кабинет главного редактора, как и подобало, был увешан фотографиями: Гашевский и Коротич, Гашевский и Евтушенко, Гашевский и Горбачев, и тому подобное.
— Простите, деточка, — в кабинет вошла миловидная супруга матерого журналиста. — Пока мужчины беседуют, вы не могли бы помочь мне с чаем?
Через десять минут, входя в комнату с подносом, Пушистая услышала негромкий голос Полковникова, доносившийся из-за приоткрытой двери:
— … не говоря уж о рекламе, которую вам сделает такой инцидент, я гарантирую вам, что благотворительный фонд компенсирует вам все убытки и разрушения, которые вызовет эта акция. Ну что, вы согласны?
— Хорошо, — отвечал Гашевский голосом пиратского капитана, узревшего на горизонте набитый
Примерно через полчаса Полковников и Женечка покинули гостеприимный кров главного редактора и вышли на заснеженную московскую улицу, освещенную желтыми фонарями.
— Ну, а теперь, сударыня, — галантно произнес Алексей, распахивая перед своей спутницей дверцу "Ауди", — позвольте пригласить вас в ресторан, отметить благополучное начало нашей операции.
— Господин штабс-капитан намеревается затеять флирт со скромной провинциальной барышней? — в тон аналитику спросила Женечка, распахивая свои огромные глазищи.
— Не собираюсь, — покачал головой Полковников. — Я его уже затеял. Выбор ресторана за вами.
Над горами, подернутыми рваным туманом, слышался рокот патрульного вертолета, возвращающегося с боевого дежурства. Хищного вида машина, на минуту зависнув над посадочной полосой, начала снижаться. Застегивая на ходу пятнистый армейский бушлат, мало гармонировавший с белесо-бурыми цветами окрестного ландшафта, полковник Данич вышел на высокое крыльцо штаба вертолетного полка, и, облокотившись о перила, стал ждать, когда перестанут вращаться длинные лопасти, и вместе с экипажем на заснеженную бетонку спрыгнет его новый помощник, капитан Рзаев.
Чуть поодаль, за полосой, темнел лысый склон ближайшей горы с нависшей над ним снеговой шапкой. Неизвестно отчего, полковнику вдруг вспомнился Афганистан, подобный же полк и подобные же горы. Он улыбнулся своим мыслям и, вновь перевел взгляд на взлетку, по которой уже спешил к штабу капитан Рзаев. Даничу нравился его новый помощник. Была в нем этакая осмысленная лихость, готовность к работе тяжелой и неблагодарной не ради наград, но ради успеха общего дела. “Джигит” — по-прежнему улыбаясь, произнес про себя полковник. — "Настоящий джигит”. Действительно, черкеска и кинжал пошли бы Шамилю Рзаеву куда больше, чем милицейская форма и бульдожистого вида АКСУ, висевший у него на плече.
— Как там наши дела? — спросил Данич, обменявшись с капитаном крепким рукопожатием.
— Да что говорить, — развел руками Шамиль, — все как мы и предполагали. Связисты нашли место подключения к телефонному кабелю…
— Хорошо замаскированное, — прервал его Данич.
— Точно.
— Да, это похоже на Артиста. Он такие штуки любит, — кивнул полковник. — Можно также предположить, что радиостанция не работала из-за установленной где-нибудь поблизости “глушилки”.
— Да у нас и так связь неважная, — пожал плечами Рзаев.
— Это верно. Но Артист на случайности не полагается. Ну, да ладно. По водиле справки навели?
— А, — махнул рукой горец, — это не справка, это так, фикция. Дело его в штабе отсутствует, как и не было. По рассказам, вроде из Калининграда, но там человек с таким именем, фамилией и отчеством не значится. Пробовали фоторобот нарисовать — такая каракатица получилась — стыдно куда-то посылать.
— Да уж, проблемы, — вздохнул Данич. — Неужели никаких дембельских фотографий? Доски почета, альбомы истории части?