Танцы на стеклах – 2

Джиллиан Алекс

Я давно научился закрываться воображаемым щитом, который, не смотря на невидимость, очень сложно пробить. Я не бесчувственный избалованный подонок, но хочу им быть…

Почему?

Потому что так не больно.

Я помню, каково это… Долгие часы в закрытой темной комнате с израненными ступнями, распятой гордостью и оплеванной душой.

Я научился бить в ответ в пятнадцать. И после, моя жизнь представляла собой постоянную борьбу с внутренним хорошим парнем, которым я когда-то был, которого хотела воспитать моя мать. Я не уверен, что в итоге, останься она со мной, я бы сильно отличался от сегодняшнего Адама. Отец начал принимать участие в моем воспитании лет с девяти, постепенно меняя мое мировоззрение. Конечно, Рашиду бин

Мухаммеду аль-Саадату не было равных в искусстве программирования незрелой психики подростка, как и во влиянии на умы своих последователей, иначе он бы не стал успешным и уважаемым монархом. Мой дед родился обычным смертным. Обеспеченный араб без особой родословной. Вырос и жил в Турции, потом женился на Анмарской принцессе. У нее были наследные братья, но так вышло, что, к моменту смерти правящего монарха, прямых наследников не осталось в живых. В те времена много воевали с кочевниками, соседями, бедуинами. Ничего удивительного в том, что погибли все сыновья правителя. Мой дед Мухаммед бин Карим аль-Саадат, как муж старшей дочери скончавшегося короля, случайно оказался на троне. И именно его ветвь стала правящей в Анмаре, потом власть перешла к отцу, следующим будет Али. Так что во мне слишком много всего намешано, чтобы я мог сказать с уверенностью, кем же являюсь на самом деле. Я помню деда. Он показался мне неплохим человеком. Видел его один раз, когда был совсем мальчишкой. Melegim. Он сказал, что я похож на ангела, имея в виду волосы. Я запомнил. В моем детстве, за исключением воспоминаний о матери, было мало хороших моментов. Когда она оставила меня, мое детство закончилось.

И началась настоящая травля. Сейчас меня не трогают взгляды многочисленных родственников, которые по-прежнему считают меня выродком. Сыном проститутки. У меня тоже нет к ним никакого уважения, и мы играем похожие роли. Притворяемся семьей, которая чтит традиции. Сплошное лицемерие.

Праздник по случаю предстоящей свадьбы, организованный мужчинами нашего рода, проходит на вилле, которую построили специально для меня и Рании. Хотя виллой сие огромное сооружение назвать сложно. Архитектурный шедевр, напоминающий дворцы из сказок про Алладина, помпезный и вычурный. Окрашенные позолотой залы, высокие потолки с лепниной, бесконечное количество картин на стенах, ковры на полах с восточной стилистикой. Я увидел свой новый дом в первый же день, когда прилетел в Анмар. Меня встретил отец. Лично сопроводил и показал подарок. Мне очень сложно было изобразить восхищение. Годы в Америке сделали свое дело. Я предпочитаю модерн и минимализм, черно-белые тона. А здесь все детали до мелочей отражали саму суть Анмара. Большие многочисленные комнаты, тяжеловесная резьба, яркие краски, пестрые тона. Дорого и броско.

Я словно оказался в точной копии резиденции отца, в которой прошли не лучшие годы моей жизни под опекой Норы. Я знаю, что дизайн разрабатывал не Рашид бин Мухаммед аль-Саадат, а архитекторы, учитывая его пожелания. Полет фантазии у местных умельцев оказался ограниченным. Но мне понравился парк вокруг дома. Несколько километров открытого пространства, на которых располагались искусственные озера, фонтанчики, садовые деревья, цветы и кустарники, скульптуры, беседки, детская площадка. На просторных лужайках еще две недели назад были расставлены шатры, в которых завтра состоится свадьба, и все вокруг утопало в цветах. Действительно очень красиво смотрелись украшения к предстоящему грандиозному празднеству. Отец заявил с горделивой улыбкой, что Аллах еще не видел такой роскошной свадьбы.

Не думаю, что Аллаху интересен я или Рания, или наша свадьба. Вся неделя прошла в бесконечной суете, приготовлениях, встречах с родственниками и в молитвах. Отец решил, что эти дни я должен провести в духовной чистоте и прислал в мой новый «дворец» своего имама, который рьяно следил, чтобы я соблюдал заповеди пророка и вел со мной благочестивые беседы.

Если честно, я чуть не

свихнулся. В Нью-Йорке я посещал мечеть только по пятницам, но и то, по привычке, а не в силу религиозной потребности.

И, конечно, каждый день, согласно традиции, я посылал невесте дорогие подарки и украшения. Она часто звонила мне, очень переживая, что свадьба будет проходить не в ее доме. Я не собирался ехать в соседнее государство, чтобы предстать перед ее родней. Для меня удобнее было отпраздновать здесь. Тем более, что сразу после всех официальных мероприятий, мы с Ранией на неделю улетим на уединенный остров в Тихом океане, который уже тридцать лет принадлежит нашей семье. Все поголовно молодожены выбирают его для своего медового месяца, и я не стал изменять традициям. Мне все равно, куда везти Ранию. Я бы предпочел, вообще, отказаться от медового месяца. У меня были планы и дела здесь… в Анмаре.

Точнее, одно важное дело. Мелания Йонсен, которая стоила мне тридцати миллионов, и теперь томилась на вилле моей матери. Какая ирония, еще одна украденная женщина из другого мира, вывезенная из Нью Йорка для моего развлечения.

Тридцать миллионов. Такой долг сложно выплатить.

Но дело даже не в деньгах. Сучка предала меня, посмела разговаривать со мной, как с одним из своих щенков, угрожала мне. Снова! Раздвинула ноги для никчемного сосунка Дэвиса. Еще одна продажная шлюха. И меня безумно злит, что, несмотря на все ее преступления, я совершаю безумные поступки, чтобы удержать маленькую дрянь рядом с собой.

Мне необходимо обладать ею.

Зачем, черт возьми? Я мог превратить ее жизнь в ад, не привозя сюда. Мне даже не нужно было присутствовать в Нью-Йорке лично, но мое отношение к Мелании давно перешло все грани разумного и объяснимого. Я должен избавиться от наваждения, должен взять, сломить, растоптать и забыть. Пресыщение – вот мой путь к избавлению. В ней нет ничего, что могло бы долго удерживать мое внимание, и я начну процесс избавления от зависимости сразу после возвращения из свадебного путешествия.

Нужно просто пережить еще одну неделю. Чем дольше ожидание, тем острее удовольствие. Мои собственные мысли о приготовленных для Мэл наказаниях, приводят меня то в ужас, то в дикое возбуждение. Ей не понравится, но кого волнуют ее пожелания. В моей стране женщина не имеет права голоса. Она сделает все, что я захочу. По своей воле, либо по принуждению.

Я предоставлю ей выбор, и надеюсь, что Мэл прислушается к здравому смыслу и примет свою судьбу, покорится моим желаниям и не станет усложнять свою жизнь противостоянием со мной, которое выльется для нее в агонию боли.

Сумасшедшая… Только сумасшедшая станет будить зверя в Адаме бин Рашиде аль-Саадате. К моему возвращению мои наяды приведут ее в чувство, а если нет, то я продолжу воспитательные меры. Надеюсь ей пришелся по размеру мой драгоценный подарок. Она больше не будет швыряться моими подарками. Никогда. Теперь – она мой гребаный подарок. До конца ее дней.

Мне не хочется думать о Мелании Йонсен сегодня. В последний день моей холостяцкой жизни. Но я не могу не думать. Меня разрывают изнутри противоречивые мысли, страсть, гнев, жажда ее боли, похоть… Она разбудила самое худшее во мне своей глупостью и ложью. Я покажу сучке ее место.

С трудом заставляю себя мысленно вернуться к происходящему в самом большом зале виллы. В центре комнаты танцуют три полуобнаженные девушки. Я и мои гости сидим на низких диванах, наблюдая за эротичными движениями танцовщиц с открытыми лицами. Отца здесь нет, не смог оторваться от важных государственных забот. Остальные родственники мужского пола присутствуют, но я с ними почти не общаюсь. Гости поглощают угощения, пуская слюни на танцовщиц, оживленно переговариваясь и жестикулируя. Али в центре, и, как всегда, привлекает к себе всеобщее внимание слишком громким голосом.