Танцы на стёклах
Шрифт:
Я посмотрела на широкий пластырь, с розоватым пятном крови. Он был наклеен ровно на половине плоского живота, задевая тазобедренную косточку и закрывая половину пупка.
Интересно же, что там.
Я ногтем попыталась подковырнуть липкий краешек, и потянуть, но ощутив, болезненность в области шрама, оставила эту затею.
– Не торопись, сделают сегодня перевязку, тогда и глянешь, – не отрываясь, посоветовала Надежда и продолжила вязать крючком, что-то ярко-красное. Заметив мой взгляд, она улыбнулась. – Это для моего внука Коленьки. Он обожает
– Здорово, – кивнула я вежливо и подумала о братьях, которые категорически не переносили этот цвет. Возможно, я вспомнила о них из-за больницы, в которой семья проводила так много времени, когда умирал отец. Даже палата была похожая, только народу в два раза больше, и на окнах висела, не красивая прозрачная органза, а что-то наподобие старого покрывала зеленого цвета.
Я приподнялась на локтях, чувствуя, как затекли мышцы всего тела. Сделав усилие, я выпрямила спину, расправила плечи и стала разминать шею. Выполняя стандартный комплекс упражнений, я про себя проговаривала его: «По кругу – в одну сторону, потом в другую».
– А где здесь можно переодеться? – спросила я уже вслух.
– В душевой, напротив палаты, но ты бы далеко не уходила, здесь переоденься, скоро тебя позвать должны, – в который раз напутствовала «нянечка». Наверное, не стоило даже в мыслях её так называть. Если я проговорюсь, то женщина может и обидеться. А еще неизвестно, сколько им дней провести в одной палате.
Подняв руки к волосам, я в ужасе охнула, привлекая к себе внимание.
– Что-то заболело? – участливо спросила Катя.
– Только чувство прекрасного, – прохныкала я и краем глаза заметила скептические усмешки женщин.
Но меня сейчас больше волновали свои, сбитые в клок волосы, ибо я привыкла к безупречности своей внешности. Понимая, что с этим справится только бальзам-ополаскиватель, и расчёской туда даже не стоит лезть я оставила в покое голову и наклонилась посмотреть на пакет. Рядом стояла сумка, с которой я выходила из дому. Меня посетило ощущение, что все это случилось не со мной. Такие резкие изменения даже пугали.
За один день может произойти все что угодно: человек может измениться, мир вокруг него может измениться, а может, и ничего не случится, но это не про меня. Еще с утра я планировала провести весь день в репетиционном зале, а вечером выполнить реферат по хореографическим спектаклям девятнадцатого века, а теперь лежу в больнице, не зная, как смогу прожить неделю или больше без движения и музыки.
Я, совершенно погруженная в себя, спустила босые ноги на холодный кафель и вдруг вздрогнула, когда услышала вскрик.
– Ого! Это что с тобой такое? – ужаснувшись, воскликнула Катя, внимательно рассматривая мои непривлекательные пальцы.
Наверное, во всём должна быть гармония. Если природа наделила её привлекательностью и способностями к балету, то она должна была чего-то и лишить. Отца, красоты ступней, друзей, отношений, с которыми никогда не складывалось.
– Точно, балерина. А я думала, ты сочиняешь.
Я
Я выругалась, когда попыталась разобрать бардак в пакете.
Его явно собирал Марк. Только у него есть привычка всё запихивать. С облегчённым вздохом я все-таки нашла носки, завёрнутые в пижаму.
– Значит, ты и правда балерина? Вот же здорово. Многие мечтают, а тебе вон как повезло.
– Ну да.
Бессмысленный ответ, не отображающий и доли тех чувств, что бушевали во мне.
Повезло? Повезло?! Кричала я про себя от возмущения.
Можно ли назвать удачей ежедневные тренировки, недосып, недоедание и слёзы безысходности, если кто-то оказался лучше тебя на городских соревнованиях. И нет, я не жаловалась. Это всё приближало меня к цели, пусть и медленно, как на пуантах, но верно, как движение поезда по рельсам, у которого нет права свернуть не туда.
Я уселась на кровати и достала из сумки старенький айфон. Посмотрев на пропущенные от матери и Сальникова, я лишь пожала плечами. Это было ожидаемо, а вот беспокойство Валентины Марковны было удивительным и приятным. Всё-таки чудесная женщина. Строгая и требовательная к своим студентам, но мне это только импонировало.
Глава 6.
Поговорив с матерью, я стала набирать Сальникова, но он меня опередил:
– Привет, Машка. Ты ещё жива?
– Живее всех живых, а ты уже сделал батман фондю с Таней? – спросила я с ехидцей в голосе и как будто бы недовольно, но он-то знает, что это проявление ревности не к новой партнерше.
– Ей до тебя как пешком до луны, во всех смыслах, – начал говорить он с придыханием, на что я только закатила глаза. – Не переживай. Я после выступления заскочу на минутку. Хорошо, что тебя в другой район не увезли.
– А что, не приехал бы? – прошептала я, чувствуя, как меня охватывает отчаяние. Он будет выступать, а я прозябать здесь. Ужасно.
– Да почему, просто это было бы сложнее. Тебе долго лежать?
– Дней семь вроде, хотя, я бы прямо сейчас на сцену выскочила.
С этими словами я зажала плечом телефонный аппарат, предполагая, что разговор затянется. Нам с Андреем всегда было о чем поговорить. И начала разворачивать пижаму, чтобы переодеться.
Двигаться было еще тяжело, и мышцы казались одеревенелыми, но это не помешало мне, разговаривая, наклониться низко, чтобы вдеть ноги в брюки. Я приподняла сорочку, чтобы натянуть пижамные брюки и отвечала на какой-то глупый вопрос Сальникова про дизайн помещения больницы. Хихикнула в трубку. Андрей с детства был эстетом.
В этот момент, неожиданно и совершенно неловко, произошли три вещи.
Послышался скрип открываемой двери, и в этот же момент Катя закричала:
– Какая у тебя родинка на заднице!