Танцы с королями

Лейкер Розалинда

— Теперь, когда Жасмин больше не связана необходимостью оставаться в пределах замка, ты могла бы снять номер в городской гостинице и встретиться с ней там, — отважно промолвил Лорент, напустив на себя беззаботный вид, за которым прятался ужас одиночества. Маргарита была его главным оплотом, его утешительницей, хранительницей его жизни и, самое главное, его другом и возлюбленной. К его невыразимому облегчению, она отказалась.

— Мое место здесь. Жасмин молода и вынослива, а мы с тобой уже старики и нуждаемся друг в друге. — Она поцеловала мужа, стараясь не выказывать своего страстного желания увидеть дочь, но дорога туда отняла бы слишком много времени, и Лорент мог не выдержать долгого одиночества. Она не решалась покидать его более чем на час, потому что после первого случившегося с ним удара последовало еще несколько, и каждый, несмотря на кажущуюся

незначительность, отбрасывал его назад, чуть ли не в первоначальное состояние тяжело больного человека. И Маргарита всегда со страхом ожидала, что следующий приступ

окажется роковым. Она с радостью восприняла идею заказать портрет. Это было почти то же самое, что снова увидеть Жасмин.

— Я приглашу лучшего художника, какого только можно найти в Париже, — сказал Лорент с энтузиазмом. — Кстати, кто писал последний портрет короля, который все так хвалили?

Они вместе составили и отослали письмо художнику, но прежде, чем от него пришел ответ Лорент скончался. Однажды утром Маргарита проснулась в их постели и обнаружила, что муж больше не дышит. Он умер тихо, во сне.

— О, мой дорогой… — прошептала Маргарита и слезы хлынули у нее из глаз, когда она взяла его руку, как делала бессчетное количество раз в прошлом, если нужно было подбодрить и успокоить Лорента. — Я любила тебя больше, чем ты думал…

Печальная новость достигла и Версаля. Барон достойно послужил преумножению архитектурной славы этого знаменитейшего дворца. Людовик написал собственной рукой письмо с выражением искренних соболезнований вдове покойного. Однако при этом он не вспомнил или не захотел вспомнить Жасмин.

У Людовика и в самом деле хватало забот, но не в пример своему прадедушке, он не любил постоянно находиться в центре всеобщего внимания. Разумеется, ему приходилось по-прежнему проделывать скучнейшую процедуру официального отхода ко сну и подъема в государственных спальных покоях, но спать там он решительно отказался. У него была куда более удобная спальня недалеко от официальных апартаментов, которую он приказал устроить для себя в пустовавшем помещении, чтобы избежать назойливого любопытства придворных. Это дало ему возможность вставать гораздо раньше положенного часа и заниматься важными государственными делами у себя в кабинете, а затем, накинув на ночную рубашку халат, он спешил в государственные спальные покои, чтобы успеть к началу официальной церемонии подъема. Разбудить короля по должности полагалось его главному постельничему. Ночью, после отхода ко сну, он часто вновь одевался и, выскользнув без липшего шума из дворца, инкогнито посещал балы и другие ночные развлечения в Париже. Его сон был очень коротким: четырех-пяти часов в сутки, не более, вполне хватало ему для восстановления сил. Целый лабиринт тайных коридоров и переходов, сделанных по его личному указанию, помогал королю успешно скрываться из Версаля в сопровождении одного-двух спутников. Но, к чести Людовика, следует отметить, что он всегда высоко ставил свою монаршью честь и не допускал никаких глупых выходок, да и вообще с неприязнью относился к разврату и кутежам.

И все же ему пришлось обзавестись любовницей, хотя и против своей воли. Этого никогда бы не случилось, если бы не набожность Марии, под различными предлогами часто уклонявшейся от исполнения супружеских обязанностей. В конце концов, король потерял всякое терпение. В оправдание королевы следует сказать, что она уже родила десятерых детей и, конечно же, устала от постоянных беременностей, но Людовик все же продолжал испытывать к ней очень теплые чувства, хотя теперь они все больше отдалялись друг от друга. Мария замкнулась в узком кружке друзей, один вид которых навевал на короля скуку, и не желала посещать с ним веселые празднества, устраивавшиеся во дворце, как он ее ни упрашивал. И тогда он вынужден был искать утешения на стороне, в обществе женщин более молодых, чем королева: Людовика больше не привлекали те, кто был старше его, как это случилось, когда он влюбился в Жасмин и Марию.

Жасмин… Ее лицо внезапно возникло в его памяти откуда-то из глубин небытия. Молодая, в расцвете юности, она на секунду промелькнула перед ним словно наяву и затем мгновенно исчезла, как птица в полете.

В замке Вальверде Жасмин крепилась изо всех сил, стараясь мужественно переносить обрушившееся на нее несчастье. Если бы отец скончался несколькими годами раньше, когда она находилась в состоянии острого душевного кризиса, на который накладывались физические и моральные страдания, вызванные еженощным

насилием со стороны мужа, Жасмин, вне всякого сомнения, погрузилась бы в постоянную меланхолию, поскольку горе ее невозможно было бы измерить. К счастью, теперь она уже была не той изумленной девочкой, которую судьба внезапно ввергла в бездну ненависти, а зрелой женщиной, способной вести себя рассудительно и с достоинством.

Хотя Сабатин никогда теперь не приближался к ней, а дверь между их спальнями была постоянно заперта с ее стороны на ключ, а с его — на засов, ей приходилось терпеть его издевательства в иных формах после бала, когда он возобновил знакомство с тремя опальными вельможами, дружками его версальских дней. Она почувствовала огромное облегчение, когда Сабатин уехал погостить к ним. Они завели обычай, согласно которому все ездили в гости друг к другу по очереди. Теперь ее муж частенько отсутствовал в замке Вальверде целыми неделями, но за это блаженство приходилось платить в полной мере, когда все трое приезжали к Сабатину с ответным визитом. Герцогиня Шовен больше не показывалась в замке Вальверде. Хотя Жасмин и недолюбливала эту капризную, самонадеянную женщину, однако она не могла не сочувствовать ей, представляя, что творилось в их замке, когда там проходило очередное сборище этих пропойц и дебоширов. Ей казалось, что госпожа Шовен питала инстинктивное отвращение ко всей этой компании.

Казалось, что бывшие версальские кавалеры с общего молчаливого согласия решили полностью игнорировать то положение, в котором оказались, и притворяться, будто они до сих пор вращаются в среде золотой молодежи своей юности. От них совершенно ускользало то, что они сильно постарели и должны были, хотя бы в силу своего возраста, обладать определенной долей здравомыслия. Однако эти люди походили, скорее, на старых вояк, встретившихся где-нибудь в кабачке на окраине Парижа или в придорожной харчевне, которые под воздействием винных паров вновь переживают старые битвы и пытаются вдохнуть исчезающий дух своей жизнерадостной, полной авантюрных приключений молодости.

Однако на этом их развлечения не заканчивались. Как и вся знать Шовен, Гансе и Оливри путешествовали вместе со своей челядью, в число которой входило немало смазливых юношей и девушек. Под кутежи и карточное игры были отведены три отдельных помещения, где Сабатин и его гости часто ссорились и громко кричали, досадуя в случае проигрыша, словно они находились в своих версальских апартаментах, вне пределов слышимости короля. Сабатин честенько в припадке гнева срывал с себя напудренный парик и швырял его на пол, топча ногами. Таким образом он перепортил немало париков. Ему и его гостям всегда прислуживали лакеи из числа приезжих, которые не допускали в эти три комнаты никого из посторонних лиц. Местные слуги с самого начала догадались, в чем состояли обязанности этих избранных, но держали языки за зубами. Остальные дворецкие, камердинеры и горничные замка, поняли суть происходившего позже, когда двери всех трех смежных помещений поздними вечерами стали запираться изнутри и странные слуги, более похожие на женщин, оставались вместе с господами, чтобы ублажать их теперь уже иными способами. Иногда оттуда доносился подозрительный шум, чередовавшийся со взрывами бурного смеха и глухими стуками. Затем вельможи освоились, и в следующие свои посещения предавались разврату еще менее сдержанно, и в эти периоды обитатели замка покрепче запирали на ночь двери своих покоев и каморок, и везде воцарялась зловещая тишина, которую нарушали лишь безобразные выкрики за дверями комнат, где происходили настоящие оргии.

Жасмин старалась никого не приглашать в те дни, когда в замке буйствовали вышеупомянутые аристократы, которыми верховодил Сабатин, поскольку в пьяном состоянии они были способны на самые дикие выходки, и лучше было не попадаться на их пути, когда вечерами они иногда рыскали по коридорам. Берта и несколько других дворецких и горничных пожилого возраста уже имели несчастье испытать на себе непристойные и жестокие шутки этих вельмож. Жасмин пока миновала эта участь — наверное, потому, что Сабатин желал досадить ей иным способом. Он знал, что Жасмин была глубоко возмущена тем, что по его милости замок превратился в настоящий вертеп. Она чувствовала, что друзья Сабатина испытывали к ней такую же ненависть, как и он, видя в нем жертву обстоятельств, а ей приписывая главную вину за случившееся. Жасмин испытывала к ним те же чувства, ненавидя за надменность, громкие, бесцеремонные голоса и отвратительные пороки. К самому же Сабатину она питала еще большее отвращение, чем прежде.