Танцы с королями
Шрифт:
Буржуа фамильярно подпихнул его локтем:
— Ну уж здесь-то дела у вас пойдут на лад. Я слышал, что члены Комитета общественного спасения не страдают от отсутствия женского общества. Их подружки любят появляться на судебных процессах в пышных нарядах. И уж, конечно, когда перед трибуналом предстанет вдова Капета, им захочется блеснуть с шиком чем-нибудь этаким.
— Это возможно? — голос Ричарда прозвучал вполне безразлично.
— Я бы сказал, что это уже дело решенное. Ей приписывают уйму преступлений, и рано или поздно она должна будет держать за них ответ. — Буржуа в этот момент заметил, что у столика больше никого не осталось, и вежливо пригласил Ричарда пройти вперед. — После вас, гражданин.
Ричард объяснил конторскому служащему,
В это время Ричард, находившийся в конюшне, быстро привязал свой саквояж к седлу и, вставив ногу в стремя, птицей взлетел в седло. Но подъехав к воротам, он вдруг обнаружил там шеренгу из дюжины солдат, которые стояли, нацелив на него ружья:
— Стой и слезай с коня, именем республики!
Ричард хладнокровно посмотрела на них, быстро оценивая обстановку, и заметил, что второго выхода нет, так как с трех сторон двор окружали постройки гостиницы.
— А в чем дело?
— Предъяви документы и назови себя!
— С каких это пор законопослушный гражданин должен предъявлять документы под дулами ружей? Я — Огюстен Руссо, — заявил он, назвав имя своего предка, — торговец шелками из Лиона. — Достав из кармана куртки бумаги, искусно подделанные одним мастером в Лондоне, он протянул их солдатам. — Можете убедиться, что мои документы в порядке.
Уверенный вид Ричарда оказал нужное воздействие. Один солдат вышел вперед и, проверив бумаги, кивнул своим товарищам:
— По этим документам так оно и выходит. Стало быть, этот гражданин и есть тот, за кого себя выдает.
Юноша в красном колпаке выскочил из шеренги:
— Дурачье! Говорю вам, он — граф д’Авиньон! Я узнал бы его где угодно! Он уже давно разыскивается. По нему гильотина плачет!
Ричард вполголоса выругался. Ему довелось встречаться с графом д’Авиньоном, и хотя в их внешности нельзя было обнаружить сходства, они были одного и того же роста и телосложения, и цвет их волос был одинаковым. Ему было понятно, почему юноша принял его за другого. Не показывая своей досады, Ричард спокойно обратился к нему:
— Посмотри на меня как следует и исправь ошибку, которую ты допустил. Мы с тобой никогда не встречались.
Солдаты подтолкнули юношу и он, насупившись, подошел к Ричарду. Вокруг них уже собралась толпа, люди вышли из гостиницы, кое-кто с бокалом вина в одной руке и ломтем мяса с хлебом в другой, чтобы поглазеть на происходящее, воспринимая все это как интересный спектакль. Юноша внимательно изучал лицо Ричарда и все больше сомневался в том, что перед ним действительно граф д’Авиньон. Затем ему в голову пришла мысль, что, признав публично свою ошибку, он выставит себя перед всеми круглым идиотом, и это соображение тщеславного и корыстного парня сыграло роковую роль. Он обвиняющим жестом выбросил вперед указательный палец и закричал:
— Ты — граф д’Авиньон! Я видел тебя, когда бы скакал через нашу деревню в погоне за оленем! — Вся застарелая злоба и ярость вдруг вскипели в нем, и его голос сорвался на визг. — Убийца! Ты затоптал насмерть мою сестру и еще двух детей! Гильотина — слишком мягкое наказание для тебя. Ты будешь висеть на ближайшем фонаре!
Ричард внезапно натянул поводья, подняв коня на дыбы, а затем стегнул его по крупу с такой силой, что тот, громко заржав от боли, взвился в воздух, распугивая солдат, загораживавших дорогу. Раздались разрозненные выстрелы, брань мужчин и визги женщин. Ричард легко ускакал бы от любого преследования, если бы не случайный выстрел, раздавшийся через несколько секунд. Солдат стрелял,
— Кто это? — спросил сержант, и его длинные, черные усы грозно зашевелились. Он умел внушать страх, этот бывалый, суровый вояка, крайне раздосадованный сейчас тем, что из-за этого происшествия ему пришлось прервать постельные утехи.
— Граф д’Авиньон. Он был узнан и пытался бежать. — В голосе докладывавшего капрала прозвучала скромная гордость, когда он добавил:
— Я сшиб его первым же выстрелом.
Сержант грубо схватил лежавшего без сознания Ричарда за волосы, успевшие пропитаться кровью, и повернул голову лицом к себе:
— Ба, да это же никакой не граф д’Авиньон! Тот уже арестован и находится в главной тюрьме со своими дружками-аристократами. Их там целая свора, что мышей в хлебном амбаре.
— Но этот человек вел себя в гостинице подозрительно: он прятал свое лицо от света.
Сержант вздохнул:
— Ну что ж, тогда нужно выяснить, кто он такой, — он ещё раз взглянул на жертву, — если он выживет, конечно. Перевяжите ему голову, не то он изойдет кровью.
Ричард лежал в бессознательном состоянии на грязной соломе в маленькой тюрьме, располагавшейся на одной из узеньких средневековых улочек. В ней обычно содержали до суда пьяных дебоширов и мелких воришек. Сержант уже три раза наведывался к нему в камеру с целью допроса, но у Ричарда вдруг открылась горячка, и ничего путного от него добиться не удалось. Задержанный в бреду нес какую-то ахинею о цветах, розах, жасмине, потом вдруг начал рассказывать об очень красивой орхидее, которая якобы росла у него дома в оранжерее. На время его решили оставить в покое, а в тюремную книгу внесли как Огюстена Руссо; там же, где положено было записывать состав преступления, оставили пустую строку. Вскоре сержант и вовсе забыл о нем, будучи занятым более важными делами, и Ричард, скорее всего, отправился бы к праотцам, если бы не сердобольная жена тюремщика, которая, в конце концов, выходила его. Мадам Робике была простой женщиной с невыразительным лицом, запуганной своим жестоким мужем. Несмотря на неуклюжие движения и грубоватость манер, у нее были золотые руки: они-то и вытащили Ричарда буквально с того света. Когда Ричард пошел на поправку, он был настолько худым, что светился, как свеча. Лихорадка оставила от когда-то мощного, мускулистого тела красавца, на которого заглядывались все женщины, лишь кожу да кости. Но хуже всего было то, что он не помнил решительно ничего. Как должное принял он то, что к нему обращались как к Огюстену Руссо. Теперь все дни его проходили в мучительной и безрезультатной борьбе с памятью. Он попытался вытряхнуть из какого-нибудь потайного ее закоулка хоть самую малость. Ведь ему даже не было известно, как он попал в тюрьму и за что.
В последний день мая в Шато Сатори Роза произвела на свет сильного, рослого младенца мужского пола. Она испытывала безграничную радость и благодарила Бога за то, что все ее тревоги последних месяцев никак не отразились на сыне. Ведь она столько дней ждала возвращения Ричарда! А бессонные ночи, изводившие ее страхами за его жизнь! Но, казалось, все обошлось благополучно. Младенца нарекли Чарльзом — так звали отца Ричарда, и сам Ричард выбрал это имя среди других, когда они с Розой обсуждали, как называть будущего ребенка, если родится мальчик. Роза при этом вновь остро почувствовала боль разлуки. Ей так хотелось, чтобы муж в тот момент был рядом с ней и полюбовался на сына!..