Тандем
Шрифт:
Хотелось выйти из машины, прогуляться до центра пешком, и, если бы не чемоданы, он так бы и сделал. Вдали показалась громада Замковой горы, видная из любой точки города. Именно на ней в конце одиннадцатого века возникло первое городище, позже разросшееся в Звенигородское княжество [1] . Из такси древних развалин видно, конечно, не было, зато отлично просматривалась рвущаяся в небо телевизионная вышка, установленная на самой вершине горы.
Уже ближе к центру такси проехало мимо настоящего шедевра отечественного зодчества – собора Святого Юры, который,
1
Имеется в виду удельное княжество, сложившееся в XII в. вокруг села Звенигород (ныне в Пустомытовском р-не Львовской обл., Украина).
Данила любил свой город и неплохо разбирался в его архитектуре, о которой с гордостью рассказывал за океаном. Правда, американцы его не понимали, так как сравнить им было не с чем. Гигантские небоскребы Чикаго и Нью-Йорка, конечно, поражали своей мощью и размерами, но все равно оставались огромными железобетонными коробками, теряющимися в облаках.
– Куда в центре? – Скрипучий голос таксиста вырвал его из центра Чикаго и перенес обратно в потертую кабину львовского такси.
– В какую-нибудь гостиницу.
– В какую-нибудь?
– В хорошую, – уточнил Данила.
Через две минуты такси притормозило у старого, но хорошо отреставрированного здания в самом центре города. Рассчитавшись с таксистом, Данила открыл тяжелые двери и зашел в середину небольшого холла, поставив чемоданы возле стойки администратора. Молоденькая симпатичная девушка в белоснежной блузке подняла на него взгляд и улыбнулась. Улыбнулась! А то он уже начал думать, что в городе траур или год назад все дантисты объявили забастовку.
Все-таки приятно, когда приходишь в магазин, гостиницу или к врачу, а с тобой, улыбаясь, здороваются и интересуются, как дела. И пусть эта американская улыбка искусственна, но она – первый шаг к положительному контакту, вниманию и сэкономленным нервным клеткам, которые вряд ли сохранятся, если в ответ на ваше приветствие вы получите угрюмый взгляд и фразу: «Че надо?»
– Добрый день, я бы хотел снять номер.
– Ваши документы, пожалуйста.
Он положил паспорт на стойку.
– Даниель Меджиславский, – прочитала девушка и вопросительно подняла бровь: – Даниель, это…
– Данила. – Он улыбнулся ей очаровательной улыбкой. – Если вам так будет угодно.
– Даниель тоже красиво. – Девушка кокетливо повернулась к нему точеным профилем и занесла данные в компьютер.
– Сколько за сутки? – спросил Данила, доставая бумажник с кредитными картами и наличностью.
– Тысячу гривен.
– Это сколько в долларах?
– Двести.
Положив на стойку две хрустящие зеленые бумаги с портретом Франклина, он не забыл отметить, что эта сумма является среднемесячной украинской зарплатой.
По проспекту проносился плотный поток машин, а по тротуару – правда, не с такой скоростью – двигался еще более плотный поток людей. В Америке столько народа реально встретить только в центре большого города, да и то по праздникам. В других местах можно легко снимать новый голливудский блокбастер на тему очередного катаклизма, случившегося после атомной войны, нашествия инопланетян или хитрого вируса, выкосившего все население под корень.
В семь утра люди едут на работу, а возвращаются только под вечер. В этом промежутке можно заснять пустынные улицы с молчаливыми домами, а отсутствие бродячих собак и кошек только усилит эффект – типа вирус никого не пожалел.
На другой стороне проспекта возвышалась серая громада иезуитского костела. Четыре сотни лет назад посланцы и слуги Ватикана, пытавшиеся утвердить идеи католицизма, решили поразить воображение верующих масштабами и великолепием храма. Но, несмотря на импозантность парадного входа, в изобилии украшенного разнообразными нишами и статуями, костел все равно напоминал мрачную крепость. Возможно, потому, что в момент строительства он находился за пределами старого города, возможно, потому, что зловещий орден иезуитов опасался уже тогда непонятной и загадочной славянской души.
Справа над крышами домов возвышалась семидесятиметровая башня Латинского собора. Заложенный в тринадцатом веке, он являлся первым форпостом католической церкви в этих землях.
В детстве Данила ходил в этот собор вместе с отцом, который был католиком и не пропускал ни одного праздника. Он до сих пор помнил запах благовоний, потемневшие от времени ряды лавок с вечно сидящими на них богобоязненными польскими старушками, полумрак сводов и непонятное волнение, которое он всегда чувствовал, находясь в этом древнем соборе. Волнение появилось после того ужасного события…
Данила тряхнул головой, отгоняя неприятное воспоминание, и пошел в душ. Постояв минут десять под упругими струями горячей воды, он побрился и разложил вещи. Чехол с костюмом и рубашками – на вешалку, остальные вещи – на полки. После этого надел темно-синие джинсы, черную рубашку и черный замшевый пиджак.
Он посмотрел на себя в зеркало. Оттуда на него смотрел молодой человек лет двадцати пяти. Рост – шесть футов… нет… метр восемьдесят три. Пора заново привыкать к европейским меркам. Спортивная фигура, черные, чуть вьющиеся волосы, прямой, с едва заметной горбинкой нос, твердый подбородок и пронзительные серо-зеленые глаза.
Данила медленно поднял руки с длинными ухоженными пальцами, показал своему отражению открытые ладони, затем их тыльную сторону, а затем в его руках… возник тонкий шерстяной шарф!
Данила надел его на шею, потом достал из воздуха свой бумажник и положил его во внутренний карман пиджака.
Если бы кто-то увидел в эту минуту нового постояльца гостиницы, то мог бы подумать, что он связан с потусторонними силами.
И это было недалеко от истины.
– Я вернулся, – прошептал он сам себе и вышел из номера.