Танец Арлекина
Шрифт:
Отцу Ката ничего не сказала. Он не увидел, естественно, крови, накапавшей на шубку дочери, но что-то почувствовал, а когда спросил, что случилось, девочка ответила:
— Ничего. Ничего не случилось.
Но Ката не смогла на следующий день прийти туда, где похоронила кролика. Ночью нападало столько снега, что замело даже вход в пещеру, и еще несколько дней отец и дочь не могли выйти в лес из пещеры.
А еще через несколько дней Ката проснулась от страшного стука. Она открыла глаза. Взгляд девочки метался по пещере. Отца в пещере не было. Ката вскочила и подбежала
— Папа! Что ты делаешь!
Ката и раньше видела топор, но не знала, зачем он нужен. Теперь она ужасно жалела о том, что во время своей последней вылазки в деревню растеряла дрова.
Время больших снегов миновало, но все это время Ката не забывала о кролике, оставленном в лесу. Когда снег растаял, Ката отправилась на поиски зверька, но не смогла найти место. Зимой засыпанный снегом лес выглядел совершенно иначе. Мало-помалу после ряда бесплодных попыток отыскать кролика Ката стала ругать себя за глупость: конечно, кролик ожил и убежал. И никогда не вернется. Однако вместо кролика Кате удалось найти кое-что совсем другое.
Совершенно необычайное.
Около замерзшей реки в зарослях деревьев, за буреломом и занавесом сухих лиан Ката обнаружила странную рощицу. Ветки не могли оцарапать девочку, пока еще носившую меховую шубку, и она пробралась сквозь бурелом, где некоторые деревья выстояли и не сбросили листву даже во время мрачного сезона Короса. Перед глазами Каты предстало удивительнейшее зрелище. Сначала ей показалось, что в рощице лежит снег — он ведь стаял далеко не везде, но в ноздри девочке ударил аромат цветов, ее обдало непривычным теплом, ее обветренные, замерзшие щеки сразу согрелись. Ката широко раскрыла глаза. Она вдруг напрочь забыла о потерянном кролике, который не выходил у нее из головы столько дней. Сквозь кроны деревьев проникали солнечные лучи — яркие и теплые. Но как же это? Как будто вернулся сезон Терона… Ката раздвинула плотный занавес плюща… Снаружи царствовал снег и холод.
Девочка обернулась и осторожно пошла вперед по таинственной роще. Опустилась на колени. Благоухающая земля была усыпана белыми лепестками. Повсюду вокруг белые цветы взбирались вверх по стволам древних вязов. Ката распустила завязки шубы, еще раз посмотрела вверх, изумленная тем, как жарко греет солнце.
Что же это за место? Ката не знала ответа. Но она поняла, что место диковинное, особенное. Еще она знала, что теперь оно будет ей сниться каждую ночь.
А еще она знала, что будет приходить сюда каждый день.
Ката не рассказала отцу про кролика, не рассказала и о найденном ею необыкновенном месте в лесу. Порой на девочку вдруг нападала тоска. Ей казалось, что они с отцом отдаляются друг от друга, что между ними пролегла пропасть. Как? Откуда? Ведь Ката любила отца, очень любила. Но почему-то, когда она думала о таинственной рощице, Ката впадала в странную застенчивость. Ей казалось, что, кроме нее, никто не должен знать об этом месте. Там она могла быть одна-одинешенька, там могла сбросить ненавистную меховую
На пятый день Ката увидела белую крачку.
— Птица-призрак, — прошептала Ката. Так некоторые называли небольшую белую птичку, потому что немногим выпадала удача увидеть, как она ходит по снегу. Крачка сидела в самой середине круга, окаймленного деревьями — ловкая, бесшумная, — и сосредоточенно перебирала клювиком белые лепестки. Как она сюда попала? До сих пор Ката только один раз видела крачку и знала, что эта птица предпочитает холод и, по идее, должна была бы не слишком хорошо чувствовать себя здесь, в тепле. Наверное, она приняла белые лепестки за снег.
Ката соединила свое сознание с сознанием птицы, но не обнаружила удивления, не нашла огорчения. Ответом ей было спокойствие и уверенность. Она почувствовала, что птица проделала долгий путь, узнала, что сюда ее несли извилистые потоки воздуха, и так она прилетала каждый год в долину с гор. Ката ощутила синеву просторов, безграничность пространства, увидела внутренним зрением птицы безбрежие снежных гор, куда та должна была вернуться. «Вот настанет сезон Вианы, — подумала девочка, — и крачка улетит».
И вдруг… за деревьями мелькнула полосатая шкура.
— Лесной тигр! — воскликнула Ката, но тигр уже исчез. Испугался и не тронул крачку.
Ката опустилась на колени рядом с птицей. У той было оторвано крылышко, и белые перышки потемнели от крови. Птица, прихрамывая, пыталась уйти прочь по белым лепесткам.
Уж этого Ката никак не могла скрыть от отца. Она отнесла крачку домой. Отец, как оказалось, взял посох и ушел бродить по лесу. Пока он не вернулся, Ката развела огонь и присела у очага, стараясь согреть птицу. Она нагрела воды и смыла кровь с перьев. Устроила для крачки гнездышко в коробке, наполнив ее соломой. Птица лежала в гнездышке, дрожа и настороженно поглядывая на Кату холодными желтыми глазами.
Но птица не собиралась умирать. Ката не боялась за ее жизнь. Она знала, что птица будет жить в коробке, а она будет кормить ее кореньями и семенами, будет находить для нее жучков под корой и земляных червяков. Она будет петь птице песенки и гладить ее нежную шейку, а когда вернутся теплые дни, они будут сидеть на лужайке у входа в пещеру, и птичка будет петь для Каты, будет клевать угощение с ладони. А в один прекрасный день Ката отнесет крачку на опушку Диколесья и покажет ей горы, чтобы птица вспомнила свою родину.
Ката так радовалась! Но когда она рассказала о своем замысле отцу, тот нахмурился. Протянул руку, бережно взял птицу. Погладил, поднес к губам, а потом… свернул крачке шею!
— Папа!
— Она не смогла бы сыграть свою роль в природе, дитя мое, — сказал отец и отвернулся от Каты. — Птицы созданы для полета. Разве ты смогла бы отнести эту птичку в горы, когда бы начался сезон Вианы? Это бескрылая птица. Разве она смогла бы выжить, ковыляя по земле?
Ката горько плакала, но когда ее слезы высохли, она, плоть от плоти Диколесья, поняла, что отец прав. Он преподал ей урок, и ей этот урок следовало заучить.