Танец Арлекина
Шрифт:
— Знаешь, кто твой отец, парнишка?
Джем вскрикнул. Попытался вырваться. Стефель держал его крепко и вертел, словно куклу.
— Отпусти! Отпусти сейчас же!
Джему хотелось оттолкнуть от себя пьяного, но тот слишком цепко держал его.
Стефель допил остатки вина, но поторопился: струйки побежали по подбородку, по рукам. Пьяница разозлился, занес руку над головой. Наверное, намеревался разбить бутылку.
Джем зажмурился. Отвернулся. Представил, как бутылка летит в нишу и разбивается на множество сверкающих осколков.
Но звук бьющегося стекла не раздался. Раздался испуганный голос:
— Отец!
Старик оглянулся. Опустив руку, выронил бутылку, она упала и покатилась по полу. Опустил вторую руку.
Джем повалился на пол
До кресла было ужасно далеко. Джем плакал и проклинал свою слабость.
— О отец! — повторяла и повторяла Нирри. Старый пьяница ходил по кругу и отбивался от дочери. Только когда Стефель, наконец, остановился и уставился на дочь пьяными глазами, служанка обернулась к юноше.
— Господин Джем, с вами все в порядке?
Джем взмок от усталости. В конце концов Нирри удалось дотащить его до кресла и усадить. Слезы застилали глаза Джема, в груди бушевал пожар гнева. Если бы он мог убить Стефеля, он бы сейчас сделал это.
Нирри суетилась рядом с ним. Поправила рубашку. Отерла лицо, стряхнула пыль с волос.
Джем сердито отбросил ее руку.
— Простите его, господин Джем, — умоляюще проговорила Нирри и возобновила попытки привести внешность мальчика в порядок. — Это просто день такой нынче выдался! Он его всегда отмечает. Понимаете, эрцгерцог велел ему донесение доставить. Синемундирникам. Два цикла тому назад, в этот самый день. Ой, нельзя, чтобы госпожа его увидала. Вы ей ничего не скажете, господин Джем, правда? — нежно, тихо уговаривала Джема Нирри. — Пойдем, отец, пойдем.
Стефель, пристыженный, обмякший, пошел следом за дочерью прочь из галереи.
Джем остался один-одинешенек. Где же Варнава?
Джем с тоской бродил взглядом по свету и теням. Потом уставился в черный пол, который он вдоль и поперек изъездил на своем кресле, сжал кулаки, стукнул ими по ободьям. Поднял голову, посмотрел на потрескавшийся потолок. Трещины расползлись по нему паутиной. Время от времени с потолка падали хлопья штукатурки. Джем подумал о том, что в один прекрасный день тяжелый лепной потолок рухнет на пол. В воздухе потом долго-долго будет кружиться пыль…
Джем потянулся за костылями.
Он должен ходить!
— Один, — начал он считать свои шаги. — Два.
Насчитав девять, нет, почти десять — Джем повис на костылях. Как же медленно! Как трудно! Он закрыл глаза и представил, что парит, словно птица, и летит к горизонту — туда, куда уводила белесая дорога на картине.
За спиной его кто-то захлопал в ладоши.
Это был Варнава.
ГЛАВА 22
КЛЮЧИК К УМБЕККЕ
Если бы кто-то задумал искать ключ к пониманию характера Умбекки Ренч, его следовало искать в ее отношениях с сестрой Руанной. Руанна, конечно, давно умерла, несколько циклов тому назад, но Умбекка о ней не забывала. Она была на год старше Руанны — нет, на два или даже на три, но когда они обе достигли зрелого возраста, разрыв между ними как бы увеличился. Будучи еще сравнительно молодой женщиной, Умбекка уже была записана в старые девы, а вот Руанна в возрасте шести циклов, будучи еще незамужней, имела массу поклонников. Создавалось такое впечатление, что на сестрах Ренч природа провела жестокий эксперимент: одну наделила красотой, а другую — уродством, и решила понаблюдать за тем, как та и другая будут жить среди людей. В детстве толстушка Умбекка обожала младшую сестренку, но когда они стали постарше, в душе Умбекки мало-помалу пустила корни обида, а потом, кроме обиды, у нее не осталось никаких чувств к сестре. Обида и зависть.
Однако было тут и кое-что еще. Девочки были дальними родственницами леди Лоленды, жены прежнего и матери нынешнего эрцгерцога Ирионского. Правда, семейство Ренчей богатством не блистало. Вернее, все было бы гораздо лучше, если бы не постоянные неудачи, преследовавшие отца девочек, торговца специями. В ту пору, когда Умбекка и Руанна были маленькими,
Надо сказать, что относились сестры к создавшемуся положению вещей по-разному. Руанна была не по возрасту мудра и взирала на судьбу семейства с определенной долей иронии. Да, можно было и взбунтоваться, а Руанна спокойно обходилась без многого, к чему привыкли в лучшие времена ее родственники. Она бы спокойно открыла небольшую галантерейную лавочку на улице Больбар и жила бы припеваючи. Умбекка, напротив, сгорала от тщеславия. В том, что семья стала жить бедно, она усматривала личное оскорбление, а порой — некое прегрешение, за которое следовало покаяться. В этом ей вторила мать.
Умбекке только-только миновало пять циклов, как умер отец семейства. Торби Ренч так и не смог оправиться от пережитого краха в торговле. Два цикла упорных попыток поправить дела ничего не дали. Это, вкупе с непрерывными попреками со стороны жены и старшей дочери, доконало старика. Сойдя в могилу, он оставил семейству долги, и притом немалые.
И тогда Руанна, всегда тихая и кроткая девушка, решила дать матери совет. Она говорила о том, что если они и дальше будут притворяться и строить из себя богачей, ничего хорошего не выйдет. На улице Больбар был выставлен на продажу маленький магазинчик. Руанна говорила о том, что надо смириться с судьбой, продать все, что еще можно было продать, и открыть собственное дело.
То, как было встречено ее предложение, не поддается описанию. Добродетельная Ренч была оскорблена до глубины души и принялась поносить дочку на чем свет стоит. Умбекка горячо поддерживала мать. «Не будь ты такой дурой, дочка, ты могла бы поправить наши дела!» — кричала в запальчивости мать. Руанна не понимала, что мать имеет в виду. Поняла она это гораздо позже.
Дело в том, что у досточтимой Ренч был другой, куда более далекоидущий план.
Прозябая в благородной нищете, досточтимая Ренч и ее старшая дочь пристрастились к чтению романов. В обязанности Руанны входили походы в библиотеку на улице Больбар, откуда она возвращалась с пачками книг. Руанну страшно удивляло то, как ее мать и сестра способны целые дни проводить, лежа на диване с книжками под названием типа «Многоликая любовь, или Блистательное замужество Мареллы». Мать и Умбекка все время проводили в убогой гостиной за чаем и печеньем и забивали себе головы романтической чепухой, мечтали о балах и вечеринках, с нетерпением поджидая того блаженного мига, когда героине предложит руку и сердце какой-нибудь богатенький король, маркиз или герцог.
Частенько бывало так, что героиня романа жила поначалу в стесненных обстоятельствах — порой куда более стесненных, нежели семейство Ренч. Так что для досточтимой Ренч будущее было ясно как божий день. Ее младшая дочь была красавицей.
Руанна непременно должна сделать блестящую партию.
Так и получилось, что с тех самых пор все сбережения семейства тратились на приобретение для Руанны всяческих кружев и побрякушек, дабы она могла появляться в обществе в приличных нарядах.
Умбекку решение матери и взволновало, и обидело. Волновало и радовало ее то, что появилась перспектива улучшить благосостояние семьи, но обижало то, что достигнуто это самое улучшение будет через посредство Руанны. Что же касалось Руанны, то та была искренне и глубоко оскорблена, однако мать была женщиной властной, и противиться ей девушка не могла. Сестра завистливо поглядывала на Руанну, а время шло, приближался сезон светских балов, и Руанна должна была начать его во всем блеске красоты.