Танец белых одуванчиков
Шрифт:
— Альбертович?! — едва не поперхнулся Кирилл. — Что значит Альбертович?! Ты же говорила, что это мой ребенок!
Света улыбнулась:
— Конечно твой, глупый! Просто… Знаешь, я вот подумала — а вдруг Тамара каким-нибудь образом узнает о его существовании? Да еще и отчество Кириллович… Зачем ее волновать? Я не хочу, чтобы из-за меня у тебя были неприятности. Поэтому пускай он носит твое имя, а мое отчество. Как тебе такая идея?
Кирилл помолчал немного. Как-то все это неправильно, как-то не по-человечески…
— Свет, — тихонько, словно раздумывая, сказал он. — Ну ты же понимаешь, что я никогда не смогу быть рядом с вами. Я не могу развестись с Тамарой, при всем своем желании
— Понимаю, — тут же откликнулась Светлана. — Очень хорошо понимаю. Кирюшенька, не волнуйся так. Все будет хорошо. Я сильная. Ты не смотри, что я вся такая бледная и прозрачная, моль бесцветная. Я очень сильная. А ты мой энтомолог…
— Энтомолог? — удивился Кирилл. — Причем тут энтомолог?
— Ну как ты не понимаешь, глупый, — радостно хихикнула Света. — Энтомолог — это специалист по изучению всяких там букашек, в частности, бабочек. А моль — она тоже к бабочкам относится. Не махаон, правда, и не мотылек, но все-таки бабочка…
Кирилл тоже расплылся в улыбке:
— Сколько раз тебе говорить? Ты не моль, ты мышь белая. Кудрявая…
Света улыбнулась:
— Знаешь, Кирюшенька, мне даже не обидно, когда ты меня мышью обзываешь. Может, и стоило бы, а я не могу обидеться. У тебя это так ласково получается. И вместо того, чтобы обидеться, мне только хочется еще больше к тебе приласкаться. Почему так, Кирюша?
Кирилл улыбнулся:
— А на что ж тут обижаться, если ты и есть мышь? И белая, и кудрявая. Мышь и есть. Ты такая, Светка, смешная! И говоришь ты смешно. Но так как-то… Вот скажешь "Кирюша", а у меня мурашки по телу бегают. Почему так, а?
Света вздохнула:
— Дура потому что. Потому что бестолочь слабохарактерная. Маме некогда было меня к логопеду водить, она меня только на первое занятие отвела, а потом это была моя святая обязанность. Я было начала ходить, а тут Тамарка твоя: "Зачем тебе этот логопед? Только время теряешь. Нормально ты говоришь, не слушай никого. Лучше давай гулять. Это ж в тыщу раз интереснее!" Вот и догулялись. Ей-то что, у нее с дикцией никогда проблем не было, а я вот теперь картавлю.
— Ну вот, и тут без Тамарки не обошлось!
— Нет, Кирюшенька, что ты? — испугалась Света. — Я ж ее не обвиняю, что ты, что ты? Я ж говорю — сама дура бесхарактерная. Ладно — сама не соображала, так ведь надо было маму слушать, а не сопливую подружку! А потом, когда мама узнала о том, что я у логопеда всего на нескольких занятиях и была, уже было поздно. Ушел мой поезд. Дефекты речи ведь только до определенного возраста исправить можно. Вообще-то может и можно в более зрелом возрасте, но почему-то логопед сказала, что уже всё. Так что, Кирюша, не быть мне диктором телевидения!
— Ну и не надо нам дикторов, без дикторов обойдемся. И, между прочим, мне очень даже нравится, как ты произносишь мое имя.
— Правда? — обрадовалась Света.
— Правда. — Кирилл прижал ее к себе покрепче, замер на мгновение, вздохнул обреченно:
— Знаешь, как-то не по-человечески все получается. Как в кино. Она ждет ребенка, а он от него отказывается. А заодно и от нее. Но я действительно не могу уйти от Тамары…
— Что ты, Кирюшенька, — успокоила его Светлана. — Я же сама этого хотела, сама! Ты же здесь абсолютно ни при чем! Вернее, при чем, конечно, еще как при чем. Я только хотела сказать, что я рада этому ребеночку, я ведь сама его очень хотела. И только благодарить тебя за него буду до последнего вздоха. И пожалуйста, миленький, давай больше не будем об этом говорить, ладно?
Кирилл промолчал.
Отпуск… Декрет… Деньги… Откуда, с каких денег фирма "НЭВ-Техно" будет выплачивать ей декретные? Если на счету уже сейчас денег ровным счетом ни на что не хватает, даже на зарплату? Господи, какие же эти Потребеньки да Нетёпины бестолочи! Разве так можно распоряжаться прибылью? Вот ее Кирюша — он наверняка не такой, он ведь обязательно думает, прежде чем что-то сделать.
И сам собою у Светланы вырвался бесхитростный вопрос:
— Кирюшенька, а как ты распоряжаешься прибылью?
— Кирюшенька, а как ты распоряжаешься прибылью?
Вот и ответ на его незаданный вопрос. Все они одинаковые, все одним мирром мазанные. А он-то, Кирилл, уже было засомневался в этом. Почему-то вдруг показалось, что Мышь не такая. Почудилось, будто бы ей нужен он сам, только он сам, Кирилл Андрианов, а не то, сколько денег стоит за этой фамилией. Ох, дурак… Наивный, как школьник! Увидел две очаровательные ямочки на бледных щеках, эти честные глазки, говорок мягкий, чуть грассирующий, и все, поплыл. Думал, нашел ту единственную и неповторимую. Пусть поздно, когда уже невозможно было переиграть, отказаться от Тамары, но все-таки нашел. А оказалось… Оказалось именно то, что он и думал изначально. Всем нужно одно и то же, всех интересуют только деньги, только финансовые возможности мужчины. Нет исключений из этого правила, нету!
Нет, неправда. Не бывает правил без исключений. Мама. Его мама, Ирина Станиславовна. Она не такая. Она — исключение. Уж ее-то точно не интересовали отцовские деньги, когда она выходила за него замуж!
Но справедливости ради нужно сказать, что это исключение — единственное. Второй такой женщины, как мама, на свете нет, и искать ее бессмысленно. А значит нужно успокоиться, взять себя в руки и с головой вернуться в лоно семьи. К Тамаре. К ее будущему малышу. Она, хоть ничем и не лучше Светланы, по крайней мере является его законной женой и имеет право рожать от него детей. Его детей, Кирилловичей, а не каких-нибудь Альбертовичей!
Всё, всё, баста! Хватит! Хватит походов на сторону, хватит загулов "налево", хватит поздних возвращений домой. Больше нечего искать. Абсолютно нечего. Найдены все возможные ответы на единственный интересующий его вопрос: существует ли где-нибудь в мире женщина, способная любить Кирилла просто так, безвозмездно, не подсчитывая скрупулезно в уме его прибыли? И ответы эти все, как один, отрицательные: нет, нет, и еще раз нет. И хватит. И точка.
А Светлана едва не умирала от горя. Ребеночек уже вовсю толкался ножками, набирался силенок, готовился к самостоятельной своей жизни. Но даже это Свету не слишком радовало. Как-то постепенно исчезло ощущение новизны, и пусть такая желанная, но беременность стала обыденностью и даже тяжкой обузой. Все тяжелее с каждым днем было носить живот, вталкиваться с ним в часы пик в переполненный транспорт. Но не это было самое страшное. Самым страшным был моральный упадок. Как ни было тяжело ей в первый раз потерять Кирилла, но тогда все-таки было легче. Потому что она точно знала, что виной его уходу стало скорое появление на свет их малыша.