Танец ее мечты
Шрифт:
— Только по-твоему?
— Я не видела его обнаженным.
— Скажите пожалуйста! А что тебе помешало?
— Мы только пообедали вместе. — Мадди привыкла к откровенным разговорам о сексе. Правда, больше к разговорам, чем к самому сексу. — Кажется, он мною заинтересовался, но не слишком.
— Значит, тебе нужно еще больше его заинтересовать. Он не танцовщик, случайно?
— Нет.
— Это хорошо. — Ванда в последний раз полюбовалась на свои серьги, потом стала их снимать. — Из танцоров получаются плохие мужья. Уж я-то знаю.
— Но я не собираюсь за него замуж, — сказала Мадди, затем удивленно
— Пять лет назад. Мы вместе танцевали в кордебалете в постановке «Пиппина». И поженились в день премьеры. — Она протянула подруге серьги. — Но еще до того, как пьесу сняли со сцены, он уже забыл, что сам надел мне на палец обручальное кольцо.
— Бедная Ванда!
— Ничего, это был полезный урок. — Она пожала плечами. — Не завязывай серьезных отношений с парнем, который сладко поет и красив на вид. Если только он не богач. А твой богат?
— Мой? Э… — Мадди сделал гримасу своему отражению. — Кажется, да.
— Тогда не упускай его. Если брак развалится, в утешение получишь роскошную квартиру.
— Не думаю, что ты такая циничная, какой хочешь казаться. — Мадди притянула к себе Ванду. — Что, ты очень переживаешь свой развод?
— Сказать по правде, ужасно! — Ванда поразилась, что призналась другому человеку в том, что скрывала в глубине души. — Я поняла, что семейная жизнь сложится удачно только в том случае, если оба партнера играют по одним правилам. Может, перекусим вместе?
— Нет, не могу. — Мадди посмотрела под скамью, где она поставила свою увядшую азалию. — Мне нужно кое-что сделать.
— Ты про цветок? — Ванда насмешливо улыбнулась. — Да его давно нужно достойно похоронить!
— Что ему нужно, — пробормотала Мадди, вдевая в мочки ушей новые серьги, — так это нормальный уход.
Рид не переставал думать о Мадди. Он не привык к тому, чтобы что-то мешало его работе — тем более легкомысленная особа со странными вкусами. Надо же додуматься — установить в своей квартире неоновую вывеску со своим именем! Между ними нет и быть не может ничего общего. Ночью, когда он никак не мог уснуть, он непрерывно вдалбливал это себе. В ней ничего привлекательного… если не считать глаз цвета золотистого виски. И внезапного звонкого смеха, который так трудно оказалось забыть.
Он предпочитал женщин с классическим вкусом, с элегантными манерами. Люди его круга не появились бы в ее районе даже на машине с вооруженным охранником, не говоря уже о том, чтобы жить в нем. И определенно никогда не решились бы отведать ее стряпню. Женщины, с которыми он встречался, посещали театр, а не играли в нем. И никогда не позволили бы себе предстать перед мужчиной взмокшими от пота.
Неужели достаточно было нескольких коротких встреч с Мадди О'Харли, чтобы его знакомые показались ему пресными и скучными? Глупость какая-то, возмутился Рид и углубился в изучение данных о продаже дисков. В женщинах его привлекала не столько красивая внешность, сколько способность поддерживать умный, содержательный разговор, остроумие, вкус в одежде, изящные манеры. Он любил за обедом поговорить о выставке импрессионистов в Метрополитен-музее, за бокалом бренди — о погоде в Санкт-Морице.
Чего он избегал — и очень старательно — это женщин, связанных с индустрией развлечений. Он уважал артистов, восхищался ими,
Рид с самого детства общался с музыкантами и певцами и считал, что понимает их нужды и запросы, был снисходителен к их слабостям: тщеславию и ранимому самолюбию, неуемной жажде славы. Однако в свободное от работы время предпочитал общаться с людьми более уравновешенными, не озабоченными вечным стремлением немедленно оказаться на музыкальном олимпе. Ему хватало и своих проблем. «Валентайн рекордс» завоевала первое место среди звукозаписывающих компаний, и он прилагал все силы, чтобы никому его не уступить. Он желал этого не только ради отца, но и ради удовлетворения собственного честолюбия. И если, как это часто происходило, он вынужден был работать с артистами по десять часов подряд, то в конце дня ему требовалось отдохнуть, отвлечься от них.
А Мадди никак не идет у него из головы!
Почему, ну почему? Рид с досадой отшвырнул листок с цифрами и развернул кресло к окну, откуда открывалась захватывающая панорама огромного города. Теплый дождь и поднимающиеся от земли испарения заволокли ее туманом, сквозь который проблескивали разноцветные огни, сообщая виду атмосферу радостного праздника, как это бывает в детстве на Рождество… Похоже, Мадди так и не обзавелась защитной броней, чего, казалось бы, требует ее профессия. Ее карьере сопутствует успех, но такое впечатление, что она не слишком это ценит. Неужели она действительно такая естественная и открытая, какой кажется?
Чем же она его зацепила?
Один раз он побывал у нее в гостях. За обедом у них состоялся разговор, довольно интересный, можно даже сказать, разговор по душам. Они обменялись дружеским поцелуем. В результате он почему-то лишился покоя и уже который день не находит себе места.
Значит, он увлекся. Не устоял перед ее живым веселым взглядом и крепкой ладной фигуркой. Что ж, вполне естественно, что его заинтересовала эта женщина, ее непривычные взгляды и самостоятельные суждения. И ничего страшного, если он пожелает снова с ней повидаться. Для этого просто нужно снять трубку и позвонить ей. Они могут снова пообедать… только теперь на его условиях. И он быстро поймет, что в ней так задевает и интересует его…
Когда дверь его кабинета открылась, он раздраженно повернулся, но лицо его сразу осветилось теплой улыбкой, которой редко кто удостаивался.
— Что, мокровато для гольфа?
— Да клюшка от дождя стала просто неподъемной. — Эдвин вошел в кабинет крупными шагами высокого человека и тяжело опустился в кресло. — К тому же я начинаю чувствовать себя дряхлым стариком, если хоть раз в две недели не загляну к тебе.
— Да уж, отец, ты у меня совсем одряхлел, — с шутливым сочувствием усмехнулся Рид, глядя на покрасневшее от загара лицо Эдвина с крупными правильными чертами и сильные плечи. — Какую фору ты даешь сейчас своим сверстникам на поле?