Танец ее мечты
Шрифт:
— Вроде не очень сложно.
— Конечно. Если не поступает сразу несколько команд, а задник такой тяжелый, что веревками управляют целых три человека. Это большое шоу. Ребята, которые работают наверху, едва успевают передохнуть и выпить кофе.
— Откуда ты все это знаешь?
— Я же провела в театре всю свою жизнь. — В дверь вбежал какой-то человек и стал объяснять что-то рабочим, которые возились с веревками. — Идем на мостик. Посмотришь, как выглядит сцена сверху. Тебе будет интересно.
Она
— Если наверху нужно что-то нарисовать, то художники и маляры забираются на этот мостик. — Она посмотрела вниз и покачала головой. — Я бы не смогла здесь работать.
Снизу послышалась короткая команда, и задник медленно опустился. На нем стало плясать пятно света, то расширяясь, то сужаясь, после чего замерло. Мадди нервно побарабанила по перилам мостика.
— Это для моего выхода в первом акте, третья сцена.
— Мне кажется, ты волнуешься.
— Не то слово, я боюсь.
— Почему? — Он взял ее за руку. — Ты же не в первый раз выходишь на сцену.
— Но это шоу я буду играть в первый раз, — возразила она. — А это всегда ужасно страшно… Ой, смотри! Вон твой отец. — Мадди показала на сцену. — Кажется, он разговаривает с управляющим театром. Тебе лучше спуститься к ним.
— Нет, я останусь здесь, с тобой.
Он начал понимать, что примчался среди ночи в Филадельфию не потому, что не доверял ей, и пришел сейчас в театр не потому, что ему больше нечем было заняться. Он сделал все это потому, что ему хотелось быть с ней рядом, потому что чувствовал: его место там, где находится она. Она стремится к мечте, к чему-то нереальному. Может, то же происходит и с ним? И ему страшно было подумать, что эта мечта так и останется мечтой.
В тридцати футах над сценой, на узком металлическом мостике он испытал страх падения — но не физического — на далекий пол.
— Давай спустимся. — Его потянуло к этому шуму и суете незнакомых людей, чтобы отвлечься от того, что зрело внутри его.
— Давай. А вон и мои родные. — Ее волнение сменилось радостью, и она обвила рукой талию Рида. — Это папа. Видишь вон того худого невысокого мужчину, который что-то объясняет плотникам? Он прекрасно разбирается во всех тонкостях театрального дела. Может работать и директором, и хореографом, но это не для него. — Она с любящей улыбкой смотрела вниз. — Вот сцена, это для папы.
— А для тебя?
— Говорят, я больше всего напоминаю папу. А вон стоит моя мама. Видишь ту красивую женщину с малышом? Это она с моим племянником, Крисом. Вчера он заявил, что хочет стать осветителем, потому что они поднимаются на лифте.
Рид посмотрел вниз и остановил взгляд на стройной женщине с волнистыми белокурыми волосами. Хотя вокруг царил настоящий хаос, она выглядела необычайно довольной и радостной. Положив руку на плечо другому мальчугану, она показывала на зал.
— Наверное, она объясняет Бену, где они будут сидеть сегодня вечером. Но он больше радуется тому, что завтра они поедут в Нью-Йорк. У Дилана там встреча с издателем.
Рид видел, как Дилан нагнулся и, подхватив Криса, усадил себе на плечи. Мальчишка испустил вопль восторга.
— Чудесные мальчишки, — с невольной завистью сказала Мадди и осеклась. «У тебя и без того все хорошо», — напомнила она себе. — Идем поздороваемся.
Вернувшись на сцену, Мадди осторожно обошла лежащие на ней разноцветные пятна яркого света. Вечером они будут освещать ее. Услышав сигнал, она поспешно оттащила Рида в сторону: сверху торжественно опускался тяжелый, сверкающий бусинами занавес.
— Красиво, правда?
Рид внимательно посмотрел на веревки, унизанные тысячами крупных бусин.
— Да, очень эффектно!
— Мы используем его в сцене, когда я представляю себя балериной, а не стриптизершей, и, конечно, кружусь по сцене и падаю прямо в руки Джонатана. В театре — как и в мечтах — здорово то, что ты можешь осуществить все, что хочется. Когда они прошли мимо еще одного занавеса, Мадди услышала громкий голос отца:
— Будь я проклят, если это не Валентайн! — Фрэнк О'Харли, невысокий, худощавый и стройный, тепло обнял рослого и крупного Эдвина. — Моя девочка говорила, что вы финансируете эту пьесу. — Он откинул голову и восхищенно посмотрел на старого знакомого. — Сколько же прошло лет?
— Много, очень много! — Эдвин радостно пожал ему руку. — А вы нисколько не изменились.
— Просто вы стали чуть хуже видеть.
— И вы, Молли. — Эдвин нагнулся и поцеловал ее в щеку. — Как всегда, очаровательная и милая.
— Не верьте ему, зрение у вас в полном порядке, — успокоила его Молли, тоже целуя его. — Очень рада увидеться со старым другом.
— Я никогда вас не забывал. И знаете, Фрэнк, я по-прежнему завидую вам из-за вашей жены.
— В таком случае я не позволю вам снова поцеловать ее. А вот Эбби вы, наверное, и не помните.
— Одна из трех малюток! — Он взял в свои крупные ладони изящную ручку Эбби. — Невероятно. Которая из них?
— Средняя, — весело улыбнулась Эбби.
— Не вам ли я менял пеленки!
Эбби рассмеялась и повернулась к Дилану:
— Это мой муж, Дилан Кросби. Мистер Валентайн — старый и близкий друг нашей семьи.
— Кросби! Я читал ваши работы. Кажется, над одной из ваших книг вы работали с моим сыном?