Танец Опиума

Lime.lime

Итачи печально прикрыл глаза.

— Я не общался с тобой, потому что ты…

— … был напоминанием Рин и Обито? — договорил за него брюнет. — Напоминал тебе об их смерти? О том, что они существовали? Как ни крути, но я их сын…

Итачи мотнул головой.

— Не только из-за этого. Я всегда знал, что ты умрёшь. Рано или поздно. И ты был единственным, кто понимал меня с полуслова и чью потерю я бы не смог пережить без лишних эмоций. Чем дальше ты от меня был, тем легче мне было принять твою скорую гибель.

Шисуи усмехнулся и вызывающе рявкнул:

— И поэтому ты держал меня от себя подальше?

— Прости.

— Поздно извиняться, Итачи! — Шисуи напрягся. —

Уже слишком поздно… Но, знаешь, — продолжил он, — я никогда не был в обиде на тебя за это. Я всегда старался понять тебя и поддержать. На протяжении всей своей жизни я приглядывал за тобой, следил, что бы у тебя всё ладилось в жизни и получалось… и всё было в порядке, пока не появилась она! — и Шисуи несильно стукнул дулом пистолета по виску девушки. Сакура вздрогнула и зажмурилась.

Итачи, казалось, не было дела. Он не дрогнул, не скривился, не выкрикнул на эмоциях всякую глупость, не унизился перед родственником. Он продолжал горделиво смотреть на Шисуи и подавлять в себе желание сорваться с места, чтобы спасти Сакуру.

— Ты не ответил на мой вопрос, — с неким осуждением, нарочито медленно проговорил Итачи.

— Это не так важно…

— Ты приехал к нам на День Благодарения, потому что думал, что больше мы не увидимся? Я прав, не так ли?

Шисуи болезненно нахмурился.

— Шисуи, я прав? — наставил на своём наследник Учих.

— Да, — нехотя признался он. Его рука затряслась, а затем крепче стиснула пистолет. Брюнет перевёл взгляд на испуганное, заплаканное лицо дурнушки, которая дрожала как осиновый лист.

— Но надоумили тебя на этот шаг твои соратники. У моего отца в окружении были люди, которые оставались в тени и которых новый порядок мало чем устраивал. Я, Саске, моё поколение и политика, которую я ввёл, в целом были у них как кость в горле. Но, не имея сильной поддержки в кругах нового поколения, эти люди не добились бы свержения качественно новой власти. И тогда они решили сыграть на болезни Связного. Пичкали тебя наркотиками и всякими препаратами, которые в конечном итоге сделали из тебя сначала овоща, а потом — безумца. А безумцами легко управлять…

— Я, когда её встретил на пороге дома… обомлел, — как будто бы совсем не услышав Итачи, заговорил Шисуи. Он, не отводя взгляда, смотрел на Сакуру. — Такая хрупкая, беспомощная… и наивная. Ей-богу, божий одуванчик. Тогда я задался вопросом: где вы умудрились найти её и почему она всё ещё жива? — Шисуи смотрел на девушку так, словно бы Сакура была не огранённым алмазом, первой и единственной в своём роде. С тем же в его глазах читалась скорбь. Словно бы брюнет прощался с Харуно. — После двухлетней разлуки я увидел вас совершенно не похожими на тех, кого я помнил. Твой импульсивный братец, который убивал людей ради удовольствия, игрался людьми, как игрушками, вдруг приобрёл черты нормального, уравновешенного человека.

Услышав такое заявление, у Харуно перехватило дыхание. Девушка не верила собственным ушам. Она отказывалась это понимать и уж тем более — уложить в своей голове. Убивал людей себе в удовольствие? Разве Саске был способен на такое?

«Этого не может быть», — повторяла про себя Сакура снова и снова, словно боялась забыть того, кого любила всем своим сердцем. Кстати говоря, она всё ещё не верила в смерть своего любимого, а когда краем глаза замечала обездвиженное тело за колонной, то её сердце разрывалось на куски.

— А ты? А ты, Итачи? Что произошло с тобой? — не останавливаясь, продолжал Шисуи, пожирая глазами теперь своего брата. — Где тот неуловимый бессердечный убийца? Куда пропало былое равнодушие к жизням людей? Ты стал тенью того величия, которым некогда был! А всё почему?! —

родственник негодовал и злился. — Из-за неё! Как я мог молча смотреть на то, во что она превращает вас!

— Разрастающаяся опухоль, развитию и увеличению которой посодействовали твои хвалёные приспешники из кругов отца, давит на отдельные участки головного мозга, что ведёт за собой некоторые симптомы, — монотонно говорил Итачи, совсем не моргая и как будто бы не слушая брата. — Чаще всего это ведёт за собой неврологические последствия, и ты этому не исключение. У всех людей нарушается координация, способность мыслить и принимать решения; нарушается слуховой и разговорный аппарат, но только не у тебя… — Итачи печально усмехнулся. — Ты остался превосходным снайпером, убийцей и гениальным человеком, но, увы, пострадала твоя сущность. Это что-то вроде раздвоения личности, но намного сильнее. Одна личность вытесняет другую. И ты чувствуешь это внутри себя, не так ли? Противоречия разрывают тебя. То, что казалось незначительным, стало змеёй в твоей голове, которая кусалась и отравляла твой ослабленный рассудок. И людям моего отца, о которых, впрочем, он догадывался, я так полагаю, необходимо было лишь дать твоим спутанным мыслям новое направление.

Шисуи молчал, не в силах возразить. Отчего-то слова двоюродного брата ранили его сильнее, чем нож.

— Узнав о диагнозе и приближении своей смерти, ты отправился навестить в последний раз меня и Саске. Но ведь процесс был уже запущен, и ты не отдавал отчёт своим действиям. Я заметил это в ту самую минуту, когда увидел твои глаза, полные безумия. Ты всегда был человеком рассудительным и спокойным, но прежнего умиротворения и гармонии с самим собой я не увидел, — Итачи перевёл дыхание, прикрыл уставшие глаза. — Эти люди, предатели, перешли в наступление. Они надеялись сыграть на твоей болезни и старательно внушали тебе определённые мысли, при том не забывая пичкать тебя наркотой. И когда ты увидел Сакуру, а затем и нас с Саске, то в твоей голове что-то щёлкнуло, — Итачи помедлил. — Я, как никто другой, знаю, как сильно ты боишься смерти, как сильно боишься не увидеть меня или Саске, уезжая в очередное путешествие. Как сильно ты привязался к Сакуре. И, наверное, именно эти чувства в совокупности не дали внушению окончательно поработить твою личность. А потому ты спас меня, увёз к Нагато, за город, а Саске с Сакурой дал фору.

— Вы изменились, и изменились не в лучшую сторону! Доверяете всем, ведётесь на всякие провокации и жертвуете собой ради других. Не я потерял свою личность, а вы! Скажи, что я не прав! — с вызовом прервал двоюродного брата Шисуи.

— Ты прав, — признался Итачи, и Сакура невольно дёрнулась, устремив красные от слёз глаза на печального брюнета. Последний с некоторым сожалением рассматривал свои руки. — Конечно, ты прав… И те, кем мы стали, это заслуга исключительно Сакуры и никого другого. Но разве эти изменения плохи? — наследник снова поднял голову и поверх взглянул на Шисуи. — Разве плохо, что Саске перестал приносить одни проблемы, а я наконец почувствовал хоть что-то, помимо равнодушия и скуки? Разве плохо, что она научила нас любить и быть любимыми?

— Плохо, — сказал, как отрезал. — Вы должны были играть свои роли, как это делали все Учихи. Моя роль заключалась в том, что бы смиренно доживать свои дни в одиночестве и страхе. Роль твоего прадеда — заключить мир, а роли деда и отца — поддерживать этот мир, идя на уступки и жертвы. Роль моих родителей — погибнуть за тебя и своей кровью сделать из маленького мальчика настоящего наследника Учиховского трона. Мы все играем свои роли, и Сакуры не должно было существовать в ваших жизнях.

— И почему же?