Танец отражений

Буджолд Лоис Макмастер

— Что, они могут меня отвергнуть? — Неужто я вижу свет в конце туннеля?

— Чтобы ты наследовал графство, они должны принять и одобрить тебя простым большинством голосов. Моя личная собственность — особое дело. При обычных обстоятельствах подобное утверждение является рутиной, если речь идет о старшем сыне либо, в случае его отсутствия, любом дееспособном родственнике мужского пола, выдвигаемом графом. Формально, для этого не обязательно даже быть родственником, хотя почти всегда бывает именно так. Есть знаменитый, еще Периода Изоляции, прецедент

графа Форталы, который поссорился с собственным сыном. Молодой лорд Фортала выступил на стороне тестя в Зидиаракской торговой войне. Фортала лишил его права наследования и каким-то образом ухитрился заставить неполное заседание Совета признать наследником его коня, Полуночника. Заявил, что, мол, конь так же умен и никогда его не предавал.

— Какой… обнадеживающий прецедент для меня, — выдавил Марк. — И каков оказался граф Полуночник? В сравнении со средним графом.

— Лорд Полуночник. Увы, никто этого не узнал. Конь почил раньше Форталы, война сошла на нет, и, в конце концов, все унаследовал сын. Но это было одной из зоологических вершин многообразной политической истории Совета, наряду с печально известным заговором кошек-поджигателей. — Пока граф Форкосиган повествовал об этом, глаза его горели не относящимся к делу энтузиазмом. Взгляд его упал на Марка, и оживление тут же пропало. — У нас было несколько столетий, чтобы накопить прецеденты, какие душе угодно, от абсурдных до ужасающих. И пара из них, похоже, дает нам отсрочку.

Граф не стал больше спрашивать о том, как Марк провел день, а по своей инициативе делиться дальнейшими подробностями тот не стал. Ужин лег в желудке свинцом, и Марк сбежал, как только позволили приличия.

* * *

Марк прокрался в библиотеку, длинную комнату в торце одного из крыльев дома, его старейшей части. Графиня поощряла его бессистемное чтение. Плюс к считывателю, подключенному к общедоступным банкам данных, и защищенному комм-пульту с собственными комм-линками, запертому на кодовый замок, библиотека была уставлена рядами переплетенных бумажных книг, напечатанных или даже каллиграфически переписанных от руки со времен Изоляции. Библиотека напомнила Марку замок Форхартунг, с его современным назначением и оборудованием, прежде не предвиденным и не предусмотренным, а нынче самым неудобным образом втиснутым в разные неожиданные закоулки старинной постройки.

Стоило ему подумать про музей, и ему попался на глаза огромный фолиант с гравюрами оружия и доспехов. Марк аккуратно вытащил его из футляра и унес в одну из ниш, расположенных по обе стороны ведущих в сад высоких застекленных дверей. Ниша была роскошно обставлена; на столик, стоявший перед здоровенным креслом с подлокотниками, можно было положить этот во всех смыслах тяжелый том.

Марк в ошеломлении пролистал книгу. Пятьдесят разновидностей мечей и ножей, для каждого малейшего отличия — свое название, да еще имена для всех деталей оружия…. Что за полностью рекурсивная база знаний — именно такие создаются и сами создают замкнутые группы вроде форов…

Дверь библиотеки распахнулась, по мраморному полу и

ковру прозвучали шаги. Это был граф Форкосиган. Марк вжался в кресло, подтянув ноги так, чтобы их не было видно. Может, тот просто возьмет что-то и снова уйдет. Марк не хотел попасть в ловушку доверительного разговора, к которому так располагало это удобное помещение. Свой первоначальный ужас перед графом он уже поборол, но этот человек по-прежнему ухитрялся заставлять его испытывать мучительную неловкость, даже когда не произносил ни слова.

К несчастью, граф Форкосиган уселся за один из комм-пультов. Цветные отблески дисплея замерцали на оконном стекле, перед которым стояло кресло Марка. Марк понял, что чем дольше он выжидает, затаившись точно убийца, тем более неловко будет ему себя обнаружить. «Ну так поздоровайся. Уровни книгу. Чихни. Хоть что-нибудь.» Он только набирался духу слегка откашляться и зашуршать страницей, когда дверные петли снова скрипнули и раздались более легкие шаги. Графиня. Марк в своем кресле сжался в комок.

— А-а, — произнес граф. Отблески на стекле погасли; он отключил машину и развернул вращающееся кресло. Графиня склонилась к нему для быстрого поцелуя? Прошуршала ткань — она тоже уселась.

— Что ж, Марк явно проходит краткий курс Барраяра, — заметила она, успешно покончив с его последним порывом заявить о своем присутствии.

— Это ему и надо, — вздохнул граф. — Ему придется наверстывать двадцать лет, если он должен будет работать здесь.

— А он должен? Я имею в виду, сразу.

— Нет. Не сразу.

— Отлично. Я подумала, что ты можешь возложить на него непосильную задачу. А, как мы знаем, невозможное требует немного больше времени.

Граф отозвался коротким, быстро угасшим смешком. — По крайней мере, он бегло познакомился с одной из худших черт нашего общества. Мы должны быть уверены, что он досконально изучил историю мутагенных катастроф, чтобы понимать, что же является источником насилия. Как глубоко впитались муки и страх, движущие видимыми тревогами и, э-э, как толкуете это вы, бетанцы, дурными манерами.

— Не уверена, что он сумеет воспроизвести прирожденное умение Майлза вприпрыжку преодолевать это минное поле.

— Похоже, он скорее склонен это поле пропахивать, — сухо пробормотал граф и помолчал. — Его внешность… Майлз прилагает огромные усилия, чтобы двигаться, вести себя, одеваться, отвлекая внимание от собственной внешности. Чтобы его личность затмевала то, что видят глаза. Некое жонглерство всем телом, если угодно. А Марк… почти что намеренно ее подчеркивает.

— Эта мрачная неуклюжесть?

— Да, и… признаюсь, то, как он набирает вес, меня беспокоит. В частности, судя по докладу Елены, с какой именно быстротой. Может, мы должны отвести его к врачу. Это ему не на пользу.

Графиня фыркнула. — Ему всего двадцать два. Непосредственной опасности здоровью нет. Тебя не это беспокоит, милый.

— Может… не совсем.

— Он смущает тебя. Мой чувствительный к внешности барраярский друг.

— Хм. — Марк отметил, что граф не стал отрицать.

— Очко в его пользу.

— Ты не могла бы пояснить?