Танец с Хаосом
Шрифт:
– с завываниями голосила накрашенная монархиня.
– А ну как обманет, –
– По-моему, леди слишком много обещает, – поддержал я. – Так, пошел Луциан!
Вот тут-то и начались изменения, внесенные нашей легкой рукой в равномерное течение спектакля. Луциан, племянник короля (а последний спал в кресле, поставленном посреди сцены) – отвратительный тип с густыми бровями, в черной одежде и с бутылкой яда в руке, на которой, дабы не возникало сомнений, была приклеена этикетка с черепом и костями, зловеще продекламировал свое знаменитое: «Теки, теки, верши свою расправу, Гекате посвященная отрава!», но вдруг поскользнулся. Для этого Дастин заранее положил на сцену тыквенную корку. Бутылка отлетела в сторону, злодей Луциан простерся на полу и, удрученный неудачей, уполз за кулисы. Посмотрев на Гамлета, я понял: скоро разразится гроза.
Театральный Король проснулся. Промямлил что-то на предмет тяжелого похмелья (придумка Лаэрта), увидел валявшуюся бутылку и, спросонья не разобрав, что к чему, приложился. Среди зрителей раздались первые смешки, ошарашенный Гамлет сделал попытку подняться, но Офелия и Дастин аккуратно усадили его на место, нашептывая с двух сторон: «Да что вы, принц, такая интересная пьеса! Очаровательная трактовка!»
Король на сцене умирал в страшных корчах, брызгая пеной и слюной (в бутылке была смесь из пива и мыльной воды, приготовленная специально для этого случая). Зрители недоумевали. Горацио сидел с раскрытым ртом, Клавдий жирно хихикал, Гертруда зевала, Полоний дремал.
Наступил звездный час Лаэрта.
На сцену выбежал мальчишка, переодетый сыном и наследником герцога Гонзаго. Прочел несколько строчек о тоске по отцу и вдруг замер: с другой стороны помоста на него шел сверкающий Призрак – длиннющий развевающийся плащ, бумажный череп вместо лица и страшный обнаженный меч в руке.
Дальше все было в точности по Шекспиру:
Я дух родного твоего отца,На некий срок скитаться осужденныйНочной порой, а днем гореть в огне!..Моими, дастиновскими и лаэртовскими стараниями театральный Призрак провещал то, что говорила Гамлету поддельная Тень, включая заключительные слова «Прощай, прощай и помни обо мне». В первом ряду зрителей обозначилась мышиная возня – Дастин, Офелия и привлеченный к маленькому заговору против принца стражник Марцелл едва сдерживали Гамлета, начавшего брызгать слюной не хуже театрального короля. Мельком посмотрев на свинцовое лицо Горацио, я понял – удар нанесен. Остается добить противника.
– Ты – мой отец? – тоненько закричал актер, игравший принца. Подбежал к Лаэрту, принявшему позу растерянности. – Не верю! Сорвем маски!
Бумажная личина скелета полетела в сторону, и зрителям предстала размалеванная физия нашего рыцаря-актера. Красные щеки и багровый нос клоуна,
– Это… Отвратительно! – громко раздалось из второго ряда. Остальные зрители обернулись. Бело-синий Горацио медленно поднялся, пробормотав: «Мне не нравится эта пьеса, сир. Глупая…» – вышел из ряда, ухватил дрожащего губами Гамлета из рук Офелии, и они на пару скрылись во дворцовых переходах. Король Клавдий, инстинктом политика почувствовавший что-то неладное, проводил их хмурым взглядом.
– Доигрывайте! – прошипел я из-за кулис Лаэрту. – Доигрывайте!
Взглянул на Дастина, стоявшего за спинкой кресла Офелии. Тот был невозмутим, но доволен, как кот, безнаказанно поразбойничавший в кухне. Ура! Косвенные доказательства получены! Он испугался хлопушки!
За дальнейшим ходом пьесы я так и не следил. Думал. Хотел понять, что же предпринимать теперь, после нашей с Лаэртом выходки.
Штаб-квартиру обустроили в комнате Офелии. Во-первых, семейство премьера Полония жило в боковом крыле дворца, довольно далеко от личных покоев принца и короля; во-вторых, Офелия категорически запретила камеристкам пускать на женскую половину кого-либо постороннего, и втретьих, здесь нас никто не мог подслушать.
– Если дело обстоит именно так, как вы говорите, – вещала несостоявшаяся утопленница, – наши враги могут начать действовать немедленно и грубо. Уничтожат свидетелей – мистера Хэнслоу и его труппу, могут покуситься на короля, на моего отца… Следует немедленно идти к Клавдию и все рассказать!
– А где материальные доказательства? – возразил Дастин. – Мы что, придем и скажем: «Простите, ваше величество, но Горацио на спектакле так испугался фигляров, корчивших безбожные рожи, что мы уверены – он норвежский шпион»? Нас высмеют и выставят вон!
– А что считать материальным доказательством? – набычился я. – Развернутый доклад Горацио принцу Фортинбрасу, желающему занять трон Дании? С указанием численности гарнизонов, явок, шифров и паролей? Так заговоры никто не делает! Судя по всему, Горацио дьявольски хитер и всю нить заговора ведет сам, без каких-либо сообщников или помощников. Единственной его ошибкой было обращение к труппе Хэнслоу. Понимаю, Гамлету нужно было понадежнее сдвинуть крышу…
– Простите, что сдвинуть? – наклонила голову Офелия, а Лаэрт усмехнулся, уяснив идиоматический смысл данного выражения.
– Неважно! – в один голос сказали мы с Дастином.
– Розенкранц. – Напарник посмотрел на меня. – Что у нас дальше по сценарию?
– Разговор Гамлета с матерью, – ответил я, припомнив Шекспира. – Но я не знаю, пойдет ли он к Гертруде в свете нынешних событий. Офелия, вы можете использовать свое влияние на папу и попросить, чтобы Полоний устроил нам… э-э… небольшую засаду в комнате королевы?
– Вы рехнулись, Гильденстерн. – Офелия картинно приложила ладони к лицу. – Хорошо, попробую. Идемте.