Танец семи вуалей
Шрифт:
Он чуть не прозевал Оленина – тот выскочил из дверей, на ходу поправляя куртку. Респектабельный господин, который растерял свой лоск, попытался застегнуть замок, не получилось, оставил полы распахнутыми и устремился вперед, влившись в редкий поток прохожих.
Лаврову почудилось, или среди идущих по улице людей в самом деле мелькнуло красное пальто?
Он посидел еще немного, давая доктору форы, потом вышел из машины и неторопливо зашагал следом. Спина Оленина коричневым пятном маячила среди женских плащей и мужских курток. Доктор нырнул под облупленную
Во дворах сквозь мокрую землю пробивалась трава и первые цветы. В разгар рабочего дня здесь было пусто. Пара припаркованных машин покрылась падающей с веток пыльцой. Одинокая мамаша с бледным лицом и красными от бессонных ночей глазами толкала впереди себя коляску. Ребенок хныкал, она наклонялась и что-то говорила ему уставшим голосом.
Лавров огляделся. Ни доктора, ни женщины в красном пальто он не увидел. Кружа между домами, он проклинал себя за нерасторопность. Наконец он решил присесть на скамейку и подумать. Было слышно, как шаркает метлой дворник. Из открытого окна первого этажа раздавались звуки фортепиано – кто-то разучивал гаммы.
Лавров подошел к дворнику и спросил, не видел ли тот женщины в красном пальто.
– Третьего дня видел… – неохотно сообщил тот. – И сегодня тоже… Красивая дамочка, но как будто не в себе.
– Она живет в этих домах?
Дворник перестал мести, запустил пятерню в курчавую бороду и покачал головой.
– Почем я знаю? Каждого жильца не упомнишь…
– А мужчина здесь не проходил? Приличного вида, в куртке из коричневой кожи?
– Какие-то проходили… А ты кто будешь? – спросил он Лаврова. – Частный сыщик?
– Вроде того.
– Ты вот тоже в куртке, – заметил дворник. – Курево есть?
Лавров на такой случай всегда имел в запасе пачку сигарет.
– Угощайся…
– Я возьму две папироски? – обрадовался дворник.
– Бери, бери…
– Мужик, о котором ты спрашиваешь, два раза тут пробегал… будто чумной. То ли ищет кого, то ли следит за кем…
– Сегодня пробегал?
– И сегодня тоже… прямо перед тобой, – сказал дворник, прикуривая от зажигалки Лаврова. – Туда свернул…
Он показал в тень между домами и с наслаждением затянулся.
– Сначала дамочка, потом он… Тебя наняли следить за ней?
Лавров кивнул, чтобы не придумывать других объяснений.
– Место тут нехорошее, – вдруг заявил дворник, пуская дым носом. – Худое место.
– Что значит «худое»?
– В эти дворы как-то ученые явились с приборами, измеряли что-то… с рамками ходили по подъездам. Говорят, в полнолуние сюда лучше не соваться. Нечисть тут водится.
– Какая нечисть?
– Ну, призраки… или как их там… Если зазеваешься, схватят и под землю уволокут! – весело доложил дворник. – С концами! Здесь человеку пропасть – раз плюнуть!
– И что, пропадали уже?
– Еще бы не пропадать! Тут дома старые, с дурной репутацией. Вон там, где окна с решетками, в прошлом веке купец жил с семьей – однажды их всех нашли повешенными. Мне бабка рассказывала, она пять лет как преставилась. Почитай, до девяноста
Дворник, несмотря на курение, правда выглядел здоровяком – рослый, румяный, с задорно блестящими глазами. Метла в его руках казалась игрушечной.
– Махай себе метлой, мозги не парь, и до ста годков доживешь, – сказал он Лаврову. – Главное, в полнолуние из дому ни ногой. Сиди и молись!
– Интересное местечко…
– А то! В другом доме, где сейчас ремонт, раньше бабенка одна зарезалась… не насмерть, а так… покончить с собой хотела. Муж у нее был благородных кровей, граф или князь… она ему изменяла с кутилой, гусаром… Граф их застал. И не стерпел, побил изменщицу. Она и зарезалась ему назло…
– Не насмерть же?
– Не насмерть, – подтвердил дворник. – Потом залетный хахаль девицу придушил, горничную ихнюю… Графа чуть не засудили. Чудом избежал каторги. Бросил все и уехал за границу… в Париж… Только и там ему житья не было…
Подброшенная Самойловичем идея крепко засела в голове Оленина. Он украдкой наблюдал за горничной. Фрося все больше казалась ему похожей на Иду. Если одеть ее подобающим образом… причесать, накрасить, облить духами…
«Я схожу с ума, – ужасался граф, однако не в силах был освободиться от власти каких-то злых чар, навеянных приятелем. – Я дошел до опасной грани. Я могу незаметно перейти ее, и тогда…»
Что произойдет «за гранью» думать было страшно, и Оленин гнал от себя дурные мысли. По ночам он забывался беспокойным сном, где Саломея показывала на него пальцем и требовала у Верховного Владыки его голову…
Двое дюжих стражников с кожей цвета эбенового [15] дерева волокли его к плахе. Там ожидал палач с огромным топором. Острое лезвие молнией вспыхивало в лучах луны, и… граф просыпался, весь в испарине, дрожащий от ужаса.
15
Эбеновый – от греч. ebenos – черное дерево.
Он звал горничную, пил принесенную ею воду большими глотками, закашливался и ощущал знакомое возбуждение – горячее, бурное, какового ни разу не испытывал, глядя на жену или прикасаясь к ней. Он совершенно остыл к Эмме… и загорелся страстью к другой женщине. Это была даже не Ида Рубинштейн. Это была Саломея – порочная и соблазнительная, воплощение неземного наслаждения и смертного греха…
Она брала в руки его отрубленную голову и прижималась к мертвым устам своими пылающими губами… нежными, как лепестки розы, и солеными, как кровь…