Танец смерти
Шрифт:
– А ведь это ваш первый выпуск.
– Первый и, возможно, последний.
– Я своего мнения не изменила. Хотя по сути я с вами и не согласна, но считаю, что у вас все права на опубликование статьи. Можете на меня рассчитывать. Думаю, что и в отделе все с этим согласятся, за исключением, возможно, Эштона.
Марго улыбнулась.
– Знаю. И мне приятна ваша поддержка, Нора.
Нора отхлебнула вина, взглянула на этикетку: «Верментино». К тому же очень хорошее. Билл, знаток вин, многому научил ее за последние два года.
– Женщине тяжело работать
– Обидно, что такой знаменитый музей, как наш, идет по накатанной дорожке.
– Так уж устроен мир.
Нора положила в рот кусочек лосося. Замечательный вкус, ей редко доводилось отведать столь замечательно приготовленную рыбу.
– Расскажите мне, Нора, как вы познакомились с Биллом? Я знала его в музее, когда была студенткой. Считала его закоренелым холостяком. Несмотря на это, он мне нравился, но я скрывала свою симпатию. Человек он любопытный.
– Он вам нравился? Когда я его впервые увидела, подумала, что такого придурка еще не встречала. – Она улыбнулась своим воспоминаниям. – Это было в городе Пейдж, штат Аризона. Он сидел в лимузине, ставил автографы на собственные книги.
Марго рассмеялась.
– Я очень хорошо себе это представляю. Забавно, он поначалу действительно производит плохое впечатление, пока вы не обнаружите, что у него золотое сердце... и львиное мужество.
Нора кивнула, слегка удивившись ее проницательности.
– Поняла я это не скоро, пока не разглядела, что стоит за позой «неустрашимого репортера». Мы с Биллом очень разные, но, думаю, браку это на пользу. Я не смогла бы выйти замуж за человека, похожего на меня: слишком я властная.
– Я тоже, – сказала Марго. – А что вы делали в Пейдже?
– Это целая история. Я возглавляла археологическую экспедицию в каньоны Юты, а Пейдж был местом сбора.
– Звучит романтично.
– Да. Как оказалось, слишком романтично. Потом получила работу в музее Ллойда.
– Что вы говорите! Значит вы были там, когда он закрылся?
– Закрылся он, можно сказать, раньше, чем открылся. Пальмер Ллойд, похоже, разорился. К тому времени я сожгла корабли и снова осталась без работы. В конце концов устроилась сюда.
– Что ж, Ллойд потерял, а мы приобрели.
– Вы имеете в виду зал бриллиантов, – засмеялась Нора.
Когда планы Ллойда открыть музей потерпели неудачу, Нью-Йоркский музей естественной истории поднапрягся и – благодаря огромному пожертвованию богатого мецената – выкупил у Пальмера Ллойда известную на весь мир коллекцию бриллиантов для залов драгоценных камней.
Марго тоже засмеялась.
– Не глупите. Я имела в виду вас.
Нора отпила глоток вина.
– Ну а вы, Марго? Не расскажете о себе?
– Я здесь проходила студенческую практику. В это время в музее произошло несколько убийств. Билл писал о них в первой
– Да вы шутите. Билл не стал бы со мной встречаться, если бы я не прочла все его книги. Он, конечно, не настаивал на этом, но намеки были слишком очевидны.
Марго снова рассмеялась.
– Из того, что я прочла, – сказала Нора, – видно, что у вас были удивительные приключения.
– Да. Кто сказал, что наука скучна?
– Что же привело вас снова в музей?
– После защиты докторской диссертации я устроилась в фармацевтический концерн. Сделала это, чтобы порадовать маму: ей страшно хотелось, чтобы я пошла по семейным стопам, а я все время отказывалась. Я получала кучу денег, однако, работая там, словно бы делала матери одолжение. Бедная мама. Она никак не могла взять в толк, зачем я трачу жизнь на изучение людей, протыкающих в нос кости. Несмотря на большие деньги, работа меня не увлекала, к тому же я не умею трудиться в команде и лебезить перед начальством. И вот однажды мне позвонил Хьюго Мензис. Он знал меня по прежней работе в музее и прочитал некоторые мои статьи на медицинские темы. Мензис спросил, не хочу ли я вернуться в музей. В «Музееведении» только что появилась вакансия, и он предложил мне ее занять. Вот так я здесь и оказалась. – Она показала Норе на тарелку. – Хотите еще?
– Не откажусь.
Марго положила ей кусок лосося и взяла немного себе.
– Вы не слышали о марше индейцев тано через страну? – спросила она, не отрывая глаз от своей тарелки.
Нора вскинула на нее глаза.
– Нет.
– Музей пытается это замалчивать, надеется, что правда не выйдет наружу. Поскольку вы являетесь одним из кураторов выставки, думаю, вам следует об этом знать. Тано начали марш протеста. Вышли из Нью-Мексико и направились в Нью-Йорк просить о возвращении масок. Они хотят встать перед музеем в день открытия, танцевать, петь и раздавать листовки.
– Только не это, – простонала Нора.
– Мне удалось поговорить с лидером группы, жрецом и старейшиной. Человек он очень приятный, однако твердо намерен осуществить задуманное. Они верят, что каждая маска обладает душой, и индейцы хотят обратиться к ним и сказать, что они не забыты.
– Но в день открытия? Будет скандал.
– Они очень искренни, – тихо сказала Марго.
Нора взглянула на нее, резкость едва не сорвалась с ее губ. Затем смягчилась.
– Полагаю, вы правы.
– Я действительно пыталась отговорить их от этого шага. Как бы то ни было, говорю об этом, потому что знаю: вы уважаете прямоту.
– Спасибо, – Нора на мгновение задумалась. – Эштон впадет в истерику.
– Как вы только его терпите? Такой придурок.
Нора расхохоталась: Марго сказала правду.
– Вы бы посмотрели, как он все это время носится по выставке, орет на всех, машет руками, шерсть дыбом.
– Перестаньте! Даже представлять противно.
– А Мензис? У него для каждого найдется доброе слово, ободрение. За пять минут он достигает того, чего Эштону не удается сделать за целое утро.