«Танец Женственности: Как Не Угнаться За Собой»
Шрифт:
Олеся не заметила, как за чтением пролетело больше часа, и, к своему удивлению, она даже не заметила, что мир вокруг перестал её беспокоить. Этот момент умиротворения был для неё новым, не похожим на ничего из её прошлой жизни. Она почувствовала, как внутри пробуждается что-то мягкое и, может, даже уязвимое, но оно было ей странно приятно.
Она закрыла книгу, сделала глубокий вдох и, уже не решаясь вернуться к старым правилам, отправилась в кофейню поблизости. В кафе было уютно, пахло выпечкой, и Олеся не могла сдержать улыбку, когда у неё в голове снова
Сидя у окна с чашкой латте, она почувствовала на себе чей-то взгляд. Мужчина, примерно её возраста, стоял у стойки и пристально смотрел на неё. Он улыбнулся, и у неё мелькнула мысль, что она бы никогда не обратила на него внимания – слишком простой, в его облике не было ничего статусного, яркого. Но сегодня она чувствовала себя иначе.
Они разговорились. Его звали Максим, и он оказался простым фотографом, предпочитающим снимать не студийные постановочные кадры, а жизни людей в её настоящем виде. Вскоре разговор вышел за рамки светских тем. Олеся внезапно поняла, что ей легко рядом с ним – можно не поддерживать образ, не «держать корону» и просто быть собой. Она ещё не знала, как этот человек изменит её представления о себе и о женственности, но именно он станет тем, кто бросит ей настоящий вызов – быть женщиной в простоте, а не в величии.
Максим тем временем не спешил, будто и не торопился никуда. Он внимательно слушал Олесю, и что-то в его взгляде было особенно подкупающим. Не то чтобы он смотрел на неё, как на загадку, – скорее, как на картину, которая сама по себе заслуживает внимания, а не анализа. С этим взглядом приходило ощущение лёгкости и даже свободы. Олеся вдруг почувствовала, как из неё пропадает потребность держать себя «собранной», твёрдой, контролирующей каждое слово и жест.
– Ты когда-нибудь пробовала быть в кадре? – спросил Максим, когда они разговорились. – Думаю, тебе это понравилось бы.
Она улыбнулась, неожиданно для самой себя заинтересовавшись. Олеся привыкла всегда оставаться за кадром, особенно когда дело касалось её жизни. Но в этот момент она позволила себе представить, каково это – быть кем-то другим, отпустить всё, забыть о своих планах и амбициях и просто… быть.
– Даже не знаю, – она слегка рассмеялась, словно раздумывая, хотя обычно её решение было бы мгновенным и твёрдым, – я всегда предпочитала наблюдать, чем быть наблюдаемой. Зачем мне вдруг становиться объектом, а не субъектом?
Максим подался вперёд, его глаза блестели, будто он нашёл в её словах вызов, который решил принять.
– А ты знаешь, что самая великая сила – это умение быть собой, не прячась? Я думаю, ты способна на это, – его голос был спокоен, но с ноткой уверенности, которая выз вала у Олеси невольный интерес.
В эту секунду Олеся ощутила в себе неожиданный прилив энергии и даже что-то вроде детской задорной смелости. Она вдруг поняла, что именно ей всегда нравились в людях те, кто не старался казаться великим, кто мог просто быть собой, не прикидываясь и не прячась за масками. И вдруг… её словно охватило чувство странного освобождения,
– Ладно, уговорил, – неожиданно для самой себя произнесла она. – Но только если это не будет слишком… стандартно.
Они вышли из кофейни, и Максим достал из рюкзака старенькую плёночную камеру. Олеся удивилась: что-то в этом было нелепое, почти смешное, особенно для неё, привыкшей к последним моделям техники и чётким линиям во всём. Но её это не смутило, наоборот, её это увлекло. В ней будто проснулось что-то детское, далёкое от совершенства.
– Я хочу, чтобы ты просто была собой. Без поз, без репетиций, – сказал Максим, настраивая камеру. – Просто будь, как сейчас.
Сначала она чувствовала себя немного скованно, стараясь выглядеть естественной, но постепенно её позы стали легче, улыбка стала настоящей, и даже ветер, обдувающий её волосы, казалось, подыгрывал её новому образу.
Максим был терпеливым и внимательным. Он ловил каждый момент, каждый взгляд, каждую тень эмоции, которые пробегали по её лицу. И с каждым снимком Олеся чувствовала, как внутри неё что-то меняется. Её "корона" – или что-то напоминающее – исчезала, растворяясь в воздухе, оставляя место чему-то мягкому и живому.
Спустя несколько часов они отправились к реке. У самого берега Олеся увидела детей, пускающих кораблики из бумаги, и, неожиданно для самой себя, с улыбкой подошла к ним, попросила у мальчишки один из корабликов и пустила его в воду. Максим тут же поймал момент – Олеся смеялась, как давно уже не смеялась, чувствуя себя свободной, непохожей на себя прежнюю.
Когда они, наконец, закончили съёмку, Олеся ощутила, что внутри неё что-то сдвинулось. Она уже не хотела играть в эту утомительную игру «идеальной». Ей захотелось чего-то простого, настоящего, человеческого. Возможно, впервые за долгие годы.
Максим посмотрел на неё, слегка склонив голову:
– Знаешь, тебе идёт быть собой. Ты сильнее, чем ты думаешь.
Эти слова как будто проникли в её самую глубину. Она вспомнила все те моменты, когда ей приходилось доказывать что-то себе и другим, когда её сила проявлялась в каждой фразе, но за этим скрывалась усталость и некая потребность в признании. Но сейчас, стоя здесь, под вечерним небом, она вдруг поняла, что настоящая сила – это, возможно, и есть эта простота, это её новая, лёгкая улыбка.
Глава 3
Олеся уверенно вышагивала по центру города, обрамлённая аурой абсолютной независимости. Её образ – высокие сапоги, строгий жакет, идеально подобранная сумочка – казалось, был создан для того, чтобы подавлять все мелкие недостатки этого мира. Каждое её движение словно говорило: «Я выше всех этих забот». И окружающие чувствовали это – в кафе, на улице, в магазине. Люди расступались, даже не подозревая, что привело их в такое почти благоговейное состояние: невидимая корона Олеси делала своё дело, возвышая её над толпой и притягивая взгляды восхищения и зависти.