Танго втроем
Шрифт:
Карсаков и рад был бы облегчить Васе задачу, выделив ему одного-двух помощников, но нельзя, невозможно. Потому что Селивестров такое начал выдавать, что лучше будет держать в тайне его откровения, сузив число посвященных до одного лишь Малахова.
— Уф-ф, ну и зае…ся я с ним, однако, — Малахов вытерся не слишком чистым полотенцем. У него даже шевелюра взмокла от пота, волосы свисали сосульками на ушах и на лбу. — Ну че с ним делать? Мочить? Он все равно уже не оклемается…
Он кивнул в сторону «бифштекса».
Селивестров, он еще был жив, хватанул воздух,
Карсаков задумался. «Решить» Селивестрова не проблема, он и сам вот-вот окочурится. Но как быть с его хозяевами? Может, устроить для них что-нибудь эдакое, в назидание?
У него родилась одна идейка, но следовало все согласовать со «старшим братом».
— Мочи его, Василий, — сказал он спокойным голосом. — От трупа избавляться пока не надо, пристроишь «жмура» в «холодильнике».
Он задумчиво потеребил подбородок.
— И вот еще что, Малахов! Если ты вякнешь хоть полслова… Будешь тогда выглядеть так же неважно, как он, я тебе это гарантирую!
Конрад Велп в этот поздний вечерний час стоял у стрельчатого готического окна. На этот раз шторы были раздернуты. Хозяин апартаментов, погруженный в свои тяжкие думы, рассеянным взглядом смотрел на темные, с редкими проблесками уличных фонарей и вывесок городские кварталы.
Он стоял так долго и недвижимо, пока его не посетила блестящая идея.
Почему бы не проделать для американцев то же, что уже однажды проделали для русских? Идея, правда, не нова, и принадлежит она светлейшему князю Потемкину. Но, как известно, все новое — это хорошо забытое старое.
Следует только извлечь из запасников декорации, слегка обновить их, и тогда… «Вэлкам!», или «Добро пожаловать в „Дас дритте рейх“!
Впрочем, в отличие от Ланге Доррста беспокоили не только наглые и вездесущие «союзники» по НАТО, любители чужих секретов. Он не понимал реакции русских. Он был готов к любым действиям с их стороны и уже просчитал, как можно нейтрализовать те или иные их действия.
Он не был готов лишь к одному — к тому, что русские будут бездействовать.
Велп плотно зашторил окно. Свет в его кабинете горел до наступления раннего рассвета, но снаружи это было незаметно.
Сотника этим вечером тоже допрашивали, но это был скорее не допрос — хотя требующуюся информацию у него все же «сняли», — а дружеское собеседование. С ним беседовали двое: его непосредственный начальник Белицкий и некий Игорь Борисович, именно он и задал львиную долю вопросов.
Сотнику была выделена отдельная палата в госпитале имени Бурденко. За ним был организован тщательный медицинский уход, и так же тщательно его охраняли. Врачи дали посетителям, облачившимся в белые халаты, полчаса времени на все разговоры, но они пробыли в палате больше часа.
Из госпиталя, пожелав Филину скорейшего выздоровления, эти двое перебрались на Старую площадь. Там их ожидал М., которому слово в слово было доложено о содержании беседы с Сергеем Сотником.
Особенно Виктора Константиновича интересовал эпизод под условным наименованием
Потом они еще некоторое время ломали головы над тем, куда запропастились Кондор и Розанова, вместе ли они числятся в «бегах» или скрываются по отдельности и почему Бушмин заявил по телефону, что он будет «занят» несколько ближайших дней.
Уже за полночь разъехались по домам. Виктор Константинович, сидя в лимузине, несущемся по ночной Рублевке, ощущал себя до крайности уставшим. Временами накатывала головная боль, ибо нормальный человеческий мозг не способен перерабатывать такие чудовищные объемы информации, которые ежедневно пропускает через себя первый заместитель секретаря Совбеза и фактический глава «А-центра». И хотя он умел контролировать свою психику и отключаться, когда происходит «перегрев», в его уставшем мозгу нет-нет и проплывали тревожные мысли.
Записи В. Розанова, те, что носили кодированный характер, не без труда, но удалось все же полностью расшифровать. Там содержалось множество прелюбопытнейших сведений и наблюдений, ценность которых возросла еще в связи и с тем, что ныне тайно раскручивается пружина интриги под названием «Прибалтийское танго».
Все в записях Розанова выглядит очень логично. За исключением того, что там не указано самое главное — точные координаты. Район для поиска можно просчитать, именно район, немалый лоскут земли, примерно полтора на километр, с современными постройками и многочисленными коммуникациями.
При такой «точности» на поиск уйдут месяцы, а то и годы, он потребует больших материальных затрат. Понятно, что некоторым такие изыскания не понравятся, их постараются тут же прекратить — и прихлопнут в два счета.
Розанов вычислил точные, именно точнейшие координаты. Он об этом прямо говорит в своем дневнике. Вот только конкретные данные не приводит, очевидно, даже своему дневнику не захотел доверять сокровенную тайну.
Виктор Константинович хорошо знал Розанова, и потому — верил. Ключом для разгадки могла служить одна загадочная фраза:
«Чертеж находится у Лены. Она не знает об этом и даже не догадывается. Но если хорошо подумает, то сможет легко его обнаружить».
Вот так загадка… Появился еще один важный резон, чтобы интенсифицировать розыски «пропавшей без вести».
Ну а днем у М. состоялся один прелюбопытный разговор. Не с кем-нибудь, а с самим премьером, тот собирал у себя на закрытое совещание руководящее звено силовиков, по поручению президента. Обычный набор тем, Кавказ, Чечня, «антитеррор»… Когда совещание закончилось, премьер кивком попросил М. остаться. Как бывший коллега по ремеслу, хотя и выходец из конкурирующего ведомства, он хорошо разбирался в тех вопросах, которые призван был курировать по своей линии М. К тому же этот энергичный и довольно еще молодой человек активно поддерживал идею существования «А-центра» и в отличие от других политиков его ранга старался вникнуть в детали этого перспективного проекта.