Танк смерти (Советская оборонная фантастика 1928-1940)
Шрифт:
Прошло всего три дня, как инженер Толепов прибыл на Дальний Восток, чтобы испытать в военных условиях свое изобретение — аппарат, предназначенный для управления на расстоянии движением любых видов машин — самолетов, автомобилей, танков, поездов, кораблей и т. д. Аппарат мог «распоряжаться» ими как угодно — двигать вперед, назад, в стороны, если нужно, то и останавливать, заглушая их моторы. Вместе с Толеповым приехал и академик Вознесенский — как член комиссии по испытанию аппарата.
Ультра-луч, пущенный японским профессором из Токио, за секунду достиг границ Советского Союза и усыпил на своем пути всех, не коснувшись лишь академика Вознесенского
Академик почувствовал себя плохо. Легкое головокружение, вялость, озноб. Толепов отвел его в спальню и уложил под одеяло. Вернулся в лабораторию. Принялся было за работу, как распахнулась дверь и влетели четыре японских офицера. Злые глаза, невозмутимо-черствые лица, в руках оружие. Инженер Толепов понял, что в живых ему не остаться и начал быстро-быстро говорить в стоящий на столе микрофон:
«Какой-то японский ученый усыпил всю Дальневосточную армию. Завтра собираются направить луч на Москву, Донбасс и на другие крупные города Советского Союза. Они хотят захватить, задушить нашу Родину. Я инженер Толепов, сын страны Советов и до последней капли крови…»
Японцы с изумлением смотрели на Толепова, не понимая, что он говорит и кому говорит, но на всякий случай стукнули его по голове прикладом винтовки. Потом связали руки-ноги, полоснули ножом по сонной артерии, подсоединив к ней небольшой диковинный насос.
Инженер Толепов умер. Но слова, которые он успел сказать, уже звучали в эфире, извещая весь мир о надвигающейся опасности.
Академик проснулся. Уже не было того гнетущего состояния. Чувствовал себя легко и бодро. Но, оглядевшись, встревожился. «Что за тишина, где Толепов?..» Соскочив с постели, кинулся в лабораторию.
Связанный, недвижно лежащий инженер. Насос, огромная склянка с кровью… Академик покачнулся, схватился за сердце, припал к инженеру.
— Рахмет! Что с тобой, Рахмет?!. О-о, что я скажу Лизе, Рахмет?! — академик заплакал. Ему казалось, что он теряет рассудок. «Аппарат… Где же аппарат?» — бормотал он, обнимая и ощупывая Рахмета.
После успешных испытаний экспериментального аппарата, Толепов по приказу командарма спрятал его, и никто, кроме самого Рахмета, не знал, где находится сейчас эта радиоуправляемая машина инженера Толепова.
Приподнявшись, академик подтянул к себе со стола изящную коробочку. В ней находился «Автожектор» — миниатюрный аппарат, стимулирующий работу сердца, даже заменяющий его. Машина-сердце.
Внешне спокойный, он действовал неторопливо и четко. И все же, это скорее всего были неосознанные, интуитивно-машинальные движения под влиянием лишь одной, неотступно-навязчивой мысли: Рахмет должен встать и как можно скорее найти свой аппарат, чтобы спасти мир от самурайской напасти. Он привел в движение «Автожектор», подвел отходящую от него прозрачно-тонкую трубочку к поврежденной артерии Рахмета и аккуратно соединил их. Потом прилег рядом и без промедления сделал скальпелем надрез на своей сонной артерии, моментально «подключив» ее к «Автожектору» и автонасосу. Было что-то жутковатое и неестественное во всем этом, но «операция оживления» началась. Пульсирующая кровь академика вливалась в еще неомертвевшие, эластичные сосуды инженера Толепова. Минут через пять шевельнулись его посиневшие губы, дернулись веки. Спустя какое-то время заработало сердце, наладился пульс, легкие наполнились воздухом, и Рахмет
Академик Вознесенский погиб. Не размышляя о смерти, не думая: «Надо умереть или не надо?..» Его не охватывало чувство обреченности, не испытывал он никакой, даже мимолетной слабости. Только отчаянный крик и беспокойство: неужели самураи, неужели враг?.. Это и заставило его лихорадочно думать об аппарате Рахмета, так необходимом именно в этот час. Конечно, у него и самого было немало умных и интереснейших машин — различных самолетов, а еще и ракетоплан, который за мгновение мог долететь до Луны и вернуться обратно. Над этими машинами еще нужно было работать, совершенствовать, идти дальше, но… Но сейчас для него была важнее и дороже не его работа, не его жизнь, а дела и жизнь его страны, всего народа, оказавшегося в чудовищной беде. Потому академик Вознесенский не раздумывал, да и не мог раздумывать: идти на смерть пли нет. Он исполнил свой долг.
Да, Рахмет понял все и, не теряя ни секунды, перевязал рану на шее, с болью взглянул на академика, обнял его и помчался в штаб. Там он узнал с радостью, что живущие в приграничной зоне колхозники, заменив усыпленных красноармейцев на их боевых постах, стояли твердо, не уступая позиций. И уже минут через десять, получив особо важное задание, Рахмет сел в ракетоплан и, повернув его в сторону Тихого океана, растворился в затянутом тучами пасмурном небе.
«В ход пущено неведомое и грозное оружие. Оно — в руках кучки агрессоров… Красная Армия на Дальнем Востоке уже усыплена…»
Это страшное сообщение в одно мгновение облетело всю территорию Советского Союза. Всколыхнуло, взбудоражило народ, смерчем пронеслось с востока на запад и с севера на юг, содрогнуло древние Уральские горы, взволновало Каспийское море, гулким эхом отозвалось в седых горах Кавказа. Через бурлящие воды и камни-валуны, сквозь лесные чащобы и бесконечные льды, через горные вершины, снега и пески пролетала она — эта тревожная весть.
Из областей в районы, из городов в деревни, с заводов на шахты, через сердца тысяч и тысяч людей прошла эта тревожная весть.
Страшным по своей абсурдности смыслом была наполнена эта злая весть, которая оглушающим громом прогремела над 170-миллионным советским народом, встревожив каждого.
Вскипая гневом и яростью к врагу, выражая свою готовность дать немедленный отпор любому интервенту, люди выбегали из домов на улицы и площади. Всю ночь полыхали факелы, шли и шли люди. Вся земля на одной шестой части Планеты, казалось, стала похожа на растревоженный улей. За день в Советском Союзе горячей волной прокатилось двести тысяч митингов, как двести тысяч взрывов, слившихся в единую канонаду народного гнева, в единый патриотический порыв, в один грозный возглас: «Пусть только попробуют ступить на порог социалистического Отечества!..»
Со всех уголков Союза в Москву посылались телеграммы. Люди просили разрешения сию же минуту идти на врага. 170 миллионов голосов, выражая чаяния народа, воскликнули разом: «Да здравствует партия!»
В тот день сейсмические станции мира зарегистрировали во всех районах Советского Союза странные колебания, похожие на землетрясение. Кто мог знать, что возникли они от бушующего народного волнения, от возмущенного его голоса: «Мы не отдадим Родину врагу! Встанем на ее защиту! Все до одного!»